Она вцепилась в грубую кору дерева пальцами, словно это могло помочь удержаться на ногах, которые как-то резко и безвозвратно стали ватными, как во сне, когда пытаешься бежать, но нет сил.

Раздался топот копыт, и на тропинке появилось еще двое мужчин на лошадях и с ружьями. Сантьяго указал им в сторону реки, что-то быстро объяснил по-испански, и один из них ускакал. С другим они начали спорить — он указывал на Алю и что-то говорил, мужчина качал головой и возражал, Сантьяго повышал голос и добавлял властных ноток, но это тоже не помогало. Видать, крепкие орешки были эти старые работники ранчо. Простые крестьяне, угу. С оружием.

Алю неимоверно утомило, что они разговаривают о ней, как о неодушевленном предмете, вообще не интересуясь ее мнением. Захотели — притащили в дом, захотели — выгуляли на лошадке, стала мешаться — отправили обратно. Даже мнение кошек ее знакомые котовладельцы и то больше учитывали. Но прямо сейчас ей хотелось, чтобы ее взяли на ручки и все решили. Потому что у нее было более важное занятие — оставаться в сознании.

Наконец Змей со своим собеседником пришли к какому-то общему решению, и тот ускакал следом за первым. Сантьяго отвязал свою лошадь от дерева — та к перестрелке отнеслась довольно равнодушно. Не в нее попали — и ладно.

— Так. — Он взял Алю за плечо и встряхнул, добиваясь того, что она перевела мутный взгляд на него. — Поедем вдвоем на моей, потому что возвращаться надо быстро. В доме тебе будет безопаснее, а у меня тут еще дела.

— Отвезешь меня и вернешься на разборки? — Ей захотелось повиснуть у него на шее и попросить никогда не отпускать. В голове плыл белесый туман, в котором иногда проявлялись осколки реальности: капля пота у него на смуглой шее, колючка, запутавшаяся в хвосте лошади, яркий цветок, хищно обвивающий тонкую ветку на уровне ее глаз.

Шум водопада еще сильнее размывал мир вокруг.

Он вскочил в седло, ловко ухватил Алю за руку и втянул ее к себе так быстро, что она не успела испугаться или возмутиться.

— Да, сам вернусь.

— Только держи крепче, а то я боюсь. — Она откинула голову ему на грудь и подумала, что на ручки ее все-таки взяли.

— Я-то удержу.

Его ладонь легла ей на живот, согревая и растапливая холодный комок ужаса, поселившийся там с момента выстрела. Другой рукой он подхватил поводья, прижался к ее спине и, чуть пригнувшись к шее лошади, пустил ее резвой рысью.

Долгий путь по разморенным жарой тропкам обратно они проделали совсем быстро, Аля только и успевала отмечать приметные места по дороге. Но гораздо сильнее, чем окрестности, ее занимала близость Сантьяго. То, что она ощущала, когда он входил в комнату или лежал рядом с ней обнаженный в постели, — было цветочками. Вот прижатое к ней твердое горячее мужское тело вызывало совершенно невероятные ощущения. Они вытесняли даже муть, плескавшуюся у нее в голове и делавшую ее заторможенной и вялой. Чувства прояснялись и обострялись с каждой минутой, проведенной так близко к нему, с каждым движением его руки, которой он крепко перехватывал ее живот, с каждым горячим выдохом у ее шеи.

Она ощущала себя амазонкой, всю жизнь прожившей в краю, где были только женщины, и впервые встретившей мужчину. Гормоны взвихрились в победном танце: вот чего мы ждали всю жизнь! Рецепторы протерли свои окошки и принялись передавать все происходящее с таким восторженным чувством новизны, словно Аля только вчера появилась не свет и не успела запылиться и устать.

Это было как-то ненормально, но совершенно охренительно. Почему такая концентрация мужественности встретилась ей только в этой стране? Где все мужчины были раньше? Почему она не встречала таких в России?

Не хотелось отлипать от его тела, хотелось вжиматься, хотелось, чтобы он сам прижимал ее к себе изо всех сил, врывался…

«Так, стоп, Аля».

Одно наваждение как-то незаметно перетекло в другое, проскочив без остановки станцию ясного разума, и она изо всех сил пыталась туда вернуться. Какое прижимать, какое врываться? Она в плену в чужой стране, ее только что чуть не убили, а она думает о том, как бы трахнуться с этим мачо.

«Ну и шлюха же ты…»

Но уже во дворе, когда она стояла и смотрела, как он пускает лошадь в галоп и скрывается за поворотом, у нее не оставалось моральных сил даже волноваться за него. Потому что все мысли были только о сильных смуглых руках на ее теле, о темных обветренных губах на нежной коже, о его широкой груди, по которой она бы могла вести пальцами, спотыкаясь о шрамы, о том, как бы это могло бы быть…

Аля резко выдохнула и отправилась в ванную. После поездки по жаре и стресса она чувствовала себя усталой и грязной, а без горячей воды можно было как раз проверить теорию, помогает ли холодный душ от лишних мыслей.

К сожалению, выяснилось, что не помогает. Обострившаяся чувствительность никуда не делась, и тугие прохладные струи, скатывающиеся с разгоряченного тела, только дразнили ее, ничуть не успокаивая.

Мазаться кремом в таких условиях было совершенно невыносимо. Никогда в жизни ей так не хотелось, чтобы вместо ее рук тела касались другие — грубые, жесткие, мужские.

Льняное платье почти царапало влажную кожу, и Аля маялась, то убегая в спальню, то вновь выходя на залитый вечерним солнцем двор. Она ждала, ждала, ждала, ругала себя и продолжала ждать возвращения Сантьяго.

Его снова не было до самой ночи.

Отчаявшись высмотреть в темноте силуэт всадника, Аля вернулась в дом, помогла Пилар с ужином и рано ушла спать.

Она держала в руках длинную тонкую ночнушку и думала. Думала долго, но никак не могла себя убедить, что ее посетила дурная идея.

Нет…

Она выключила свет и легла на свежие, смененные еще утром простыни совершенно голая. Как он и хотел с самого начала. Это было неожиданно приятно — нежиться среди их хрустящей чистоты, перекатываться и тереться как кошка, чувствовать, как ласкает тело то мягкая ткань, то крахмальные заломы.

Она почти заснула, когда он пришел. Дверь отворилась — она бы всегда узнала его по запаху, по мужской тяжелой ауре.

Он шумно дышал, закрывая дверь и запирая ее на задвижку,

Щелкнул выключателем… и Аля сразу поняла, когда он заметил ее голую спину и простыню, слегка прикрывающую все остальное. Его резкое и шумное дыхание мгновенно замерло.

Сантьяго сделал несколько шагов к кровати.

Ей казалось, он сейчас услышит, как бьется ее сердце, и поймет… что? Что это провокация? А то ему и так неясно…

За ее спиной тяжело прогнулась кровать, словно он оперся на нее коленом.

Пауза…

Тишина.

Три удара сердца.

И он развернулся и ушел. Хлопнула дверь ванной.

Полчаса Аля слушала шум воды, не зная, к чему готовиться, проклиная его чистоплотность, сомневаясь в себе, извиваясь под спеленавшей ее, как смирительная рубашка, простыней, вспыхивая от стыда за свои желания и желая еще сильнее.