– Спасибо, но я остаюсь.

Нэтти угрожающе придвинулся, почти что грудь к животу; разница в росте на полторы головы смотрелась довольно комично.

– Ты не получишь ни единого пропуска, ни единого допуска. А если встречу тебя на своем пути, то следующая комната, в которой ты поселишься, – это тюремная камера. Говорю это тебе со всей серьезностью. Я ясно выражаюсь?

– С ясностью и выражениями, Блэйк, у тебя проблем не было никогда. Даже когда ты шел против истины на все сто восемьдесят градусов. Что было почти всегда.

– Следи за своим гонором, Декер. А то он, вижу, не помещается даже в такие размеры, как у тебя.

Декер захлопнул дверь прямо перед его носом, после чего вернулся к своему стулу, сел и снова углубился мыслями в дело.

Ясно, что Нэтти будет выискивать любую возможность, чтобы выполнить свою угрозу и упечь своего недруга в тюрьму. Впрочем, плыть против течения Декеру было не привыкать: считай, полжизни этим и занимался. Нэтти был занозой, не более того. Хотя следить за собой надо.

Пикнула смс. От Ланкастер.

«Ты меня в самом деле разозлил, но мне очень жаль, что на дело назначен Нэтти. Не пожелала бы этого и злейшему врагу. А ты не враг. По крайней мере, пока. М.»

Декер опустил трубку в карман и со вздохом откинулся на спинку стула.

Визит в родной город превращался в сущий кошмар.

Облагораживание иногда выходило боком, потому что делало дома не по карману тем, кто жил в них до того, как на их район вдруг появился ажиотажный спрос и все деньги дружно ринулись переселяться в новое люксовое жилье взамен старого, подлежащего сносу.

Декер размышлял над этим, оглядывая квартал, где той ночью по подозрению в четверном убийстве был схвачен Хокинс.

Тогда Берлингтон был чем-то вроде зоны боевых действий. Здесь совершались сделки с наркотиками и банды грызлись друг с другом за территорию и клиентуру. Машины из пригородов выстраивались на улицах словно прихожане к корзинам для пожертвований, только деньги, что вносились, приносили не утешение и помощь людям, а наркоту и нескончаемые страдания. В пустующих домах и офисах устраивались наркопритоны или бандитские «конторы». Будучи простым копом, а затем и детективом, Декер в этой части города, можно сказать, дневал и ночевал. В иные годы убийства здесь случались каждую неделю. Стволов было в избытке, и они без проблем пускались в ход.

Теперь здесь возвышались элитные многоэтажки, успешно работали мелкие предприятия. Был, черт возьми, даже «Старбакс». Там, где когда-то торчал пустой заколоченный склад, раскинулся парк. Район, что и говорить, благополучный, не то что раньше.

Теперь здесь, ничего не меняя, можно было смело снимать туристический видеоролик. А тогда, годы назад, они с Ланкастер приехали сюда после допроса Хокинса в участке. Перед мысленным взором Декера этот район вернулся в свое убогое состояние тринадцатилетней давности. Парк исчез, поисчезали новые дома, улицы снова превратились в захламленные трущобы. По аллеям шатались наркоши, драгдилеры жались по темных проулкам, сватая свой товар. Покупатели объявлялись с наличностью, а уходили с зельем на свой вкус и выбор.

Здесь промышляли и шлюхи всех мастей, будучи естественным приложением к наркотикам. Почти все они тоже были наркоманками и раскидывали сети, чтобы покрывать расходы на свои ежедневные дозы. А роскошный лофт с пентхаусом, перед которым сейчас стоял Декер, вновь превратился в заброшенный швейный цех с разбросанными внутри матрасами, на которых после переговоров о цене проходила случка.

Все то время Мерил Хокинс разгуливал под проливным дождем, а из-за непогоды не получалось найти никого, кто мог бы подтвердить его рассказ. Но если он говорил правду и брел под этим ливнем, то зачем? И почему не раскрыл это Декеру и Ланкастер в ходе допроса? Любые его слова на этот счет могли бы помочь делу. Молчание лишь усугубляло вред. Он мог назвать человека, с которым встречался; все это можно было отследить, и тогда Хокинс вышел бы свободным человеком.

Декер воссоздал кое-что в памяти; события буквально вчерашней давности:

«В ту ночь она была на капельнице. Я помню, что видел это».

«Да, но в половине случаев в том шкалике не было обезболивающего. Они не могли себе этого позволить. Гребаные страховщики. Извините, для меня это все еще больная тема».

«Значит, у вашей матери была страховка?»

«Пока отца не пнули с работы. После этого страховку они себе позволить не могли. Рак в ней значился как состояние здоровья, существовавшее до страхового договора, то есть покрытию не подлежал. Другого полиса им бы все равно не дали».

«На что он вообще жил?»

«Перебивался случайными заработками, а деньги пускал на то, чтобы разжиться нужным у местных докторов».

Неужели Хокинс в ту ночь действительно занимался тем, что выискивал у уличных деляг обезболивающее для своей жены? Его адвокат поднимал этот вариант на суде. Если так, то он все равно мог совершить убийства. Времени было достаточно, чтобы после преступления выбраться в эту часть города.

Примечательно, что если он и раздобыл те препараты, то при нем их не обнаружили. Хотя как не обзавестись хоть чем-то на главном подпольном рынке Берлингтона? Опять же, приобретая там что-либо, ему приходилось осторожничать. Половина того дерьма была подделкой и могла прикончить даже здорового, не говоря уж о больных.

Наиболее вероятным выбором мог стать морфин. Именно он использовался в хосписах для обезболивания пациентов. Но Хокинсу требовалась чертовская уверенность в чистоте медикамента. Он ведь не мог давать жене какую-нибудь бодяжную, в сортире изготовленную бурду, которая там всучалась через раз.

Но водились там и продавцы с «чистым» товаром, не из кухонных закутков, а из аптек и с больничных складов. За него они брали повышенную ставку, потому что качество. За лишний доллар клиент был уверен, что будет себе впрыскивать качественное вещество – то есть точно протянет лишний день.

Именно тот, качественный товар Хокинс, похоже, и разыскивал. На протяжении следствия и суда в Мериле Хокинсе раскрылся человек, безоглядно преданный своей жене. Однако никаких наркотиков у него найдено не было.

Декер прикрыл глаза. У Хокинса при себе оказалось пятьсот долларов. Может, он выручил их за украденные вещи?

Но как преступник мог перевезти якобы взятое барахло, когда не было никаких свидетельств наличия машины? Не исключено, что он ездил на угнанной, а его никто не заметил. Тогда он мог просто попользоваться ею, приехать сюда и попытаться обменять краденое на наркотики. При нем были деньги, так что он мог тащиться под дождем после того, как сбыл вещи, и теперь искал подходящие медикаменты для своей жены, и тут полиция его засекла.

Однако учитывая, что до этого у Хокинса не было даже штрафов за парковку, казалось невероятным, что после убийства четверых он мог спокойно под прикрытием непогоды заниматься продажей краденого и покупкой наркотиков. Ведь он должен был понимать, что убийцу будет разыскивать полиция.