Всё лето Доуги ждал этого дня и этой ночи. Ночи голубой луны. Много недель он репетировал свою песню из трёх слов. Простую песню, в которой было только три слова: «Будь моей женой». Вот и всё.

Почему же Доуги до сих пор не сказал Синь этих слов? Трудный вопрос. Он много раз пытался произнести их, но каждый раз, стоило ему открыть рот, слова застревали у него в горле и никак не хотели выходить наружу. Каждый раз, когда ему казалось, что настал подходящий момент, язык его становился тяжёлым, неподвижным, словно его связали верёвкой и положили на него сверху камень, поэтому слова так и оставались несказанными. А Синь только краснела и отводила взгляд. И так продолжалось, пока в один прекрасный день он вдруг не услышал от Берегини: – «Знаешь, если тебе нужно сказать что-то важное и ответственное, то проще всего спеть!»

Ну конечно же! Это так просто! Тем более что он никогда не заикается, когда поёт. А спеть ему нужно было всего-навсего три слова: «Будь моей женой». Он споёт их ей. Он будет петь эту песенку снова и снова.

А что вышло?

Всё пошло насмарку. Не было ни гумбо, ни песни из трёх слов. Только длинный, нескончаемо длинный день, полный разочарований и огорчений.

И вот сейчас, ночью, лёжа в постели, Доуги перевернулся на спину. Он чувствовал, что холодный мокрый нос Второго прижимается к его щеке. Наконец он открыл глаза и взглянул в окошко. Небо было ясным. Если шторм и надвигался, то был ещё где-то далеко.

Доуги снова закрыл глаза и отдался ночной темноте, убаюкивающему ночному воздуху. Дрёма, как большая мягкая кошка, свернулась клубком в ногах у Доуги, а Второй – у него в изголовье.

– З-з-завтра… м-м-может б-быть… с-с-спи, д-д-дружище… – прошептал он щенку.

Может быть…

Сердце у Берегини бешено стучало. Наконец-то, наконец-то, наконец-то! «Стрелка» стала набирать ход! Она нацелилась на устье канала, словно сёрфборд «винтовка». Берегиня нетерпеливо подалась вперёд, будто это могло заставить шлюпку плыть ещё быстрее.

– Ну давай же! Давай! – умоляюще прошептала она.

И тут она вдруг подумала… Пожалуй, у неё как раз хватит времени, чтобы загадать ещё одно желание. Берегиня нащупала в обувной коробке ещё одну фигурку. На сей раз это была меерфрау.

Берегиня очень любила немецкую русалку – красавицу меерфрау. На ней был красивый накрахмаленный фартук, он так ладно сидел на её талии, прикрывая рыбий хвост! Боясь, что не выдержит – передумает и положит меерфрау обратно в коробку, – Берегиня размахнулась, бросила статуэтку в воду и крикнула:

– Это тебе, великая матерь!

Но буквально через секунду, услышав всплеск, с которым упала в пруд вырезанная из дерева фигурка, она почувствовала острое сожаление. Грусть и одиночество вдруг навалились на неё и тяжёлым грузом легли ей на плечи. Ведь меерфрау живёт не в морях, а в пресных водах. Например, в глубоком озере, в самой глуши старинного немецкого леса. Пожалуй, это было жестоко – бросить меерфрау в древний солёный океан. Ну пусть Ключ ещё не совсем океан, но вода в нём настоящая океанская. И очень солёная. Бедная меерфрау! Берегиня сгорбилась и замерла, обхватив плечи руками.

У её ног, съёжившись в своём спасательном жилете, лежал Верт, словно турист в палатке. Рядом виднелись взъерошенные перья Капитана, который устроился рядом с другом.

Внезапно налетевший порыв ветра с силой ударил о борт шлюпки. Верт тоненько заскулил: «Вернё-ё-ё-ёмся! Скоре-е-е-ей! Вернё-ё-ё-ёмся!» Усевшись на дне шлюпки, он прижался к ногам девочки и оставил на её коленке горячий поцелуй. Шлюпка раскачивалась вправо-влево, едва не зачерпывая воду, и Берегине пришлось ухватиться за Верта, чтобы не потерять равновесия. Наконец ветер стих.

Берегиня всматривалась в поверхность пруда. Что это там под ней, внизу? Но ничего не было видно – только бегущие навстречу волны.

– Пожалуйста, не сердись на меня, Йемайя, – умоляюще прошептала Берегиня.

Только этого ей сейчас не хватало: чтобы вдобавок ко всему на неё рассердилась ещё и могущественная владычица морей, великая Йемайя.

Месье Бошан говорил ей, что разгневанная Йемайя может наслать «во-о-о-от такой шторм!», и широко разводил руки в стороны, чтобы придать больше убедительности своим словам.

Берегиня потуже затянула свой жилет. А потом жилет Верта. Что, если Йемайя выкинет их из шлюпки? Что тогда будет?

Берегиня умела плавать. Говоря без ложной скромности, плавала она просто отлично. Каждое лето Синь записывала её на занятия в городской бассейн Тейтера. Но одно дело – плавать в чистой, спокойной, хлорированной воде бассейна, и совсем другое – в солёной воде Ключа, где без конца взад-вперёд шныряют шилохвостые скаты, не говоря уж об океане с его отбойными течениями и колодцами, с ядовитыми медузами и зубастыми акулами.

Хотя Берегиня почти каждый день плескалась в бирюзовой прибрежной воде Мексиканского залива и ей очень нравилось прыгать в волнах, набегающих на берег, хотя она никак не могла дождаться того момента, когда ей разрешат заниматься сёрфингом, она ни за что не решилась бы плавать в открытом океане. Девочка, которая всю жизнь наблюдала, как сёрфборд легко и красиво скользит то вперёд, то назад, прекрасно знала, какие опасности таятся под мутно-зелёной океанской водой.

К тому же Синь возражала против купания в океане. И Берегиня дала ей слово, что будет держаться подальше от воды.

Волны со стороны песчаных дюн, словно решив напомнить ей об этом, вдруг подняли оглушительный шум и рёв, словно стая голодных львов. Ужас удушливой, тёмной волной накатил на Берегиню. Она судорожно схватилась за вёсла и – ой-ой-ой! – мозоли на стёртых в кровь ладонях тут же дали о себе знать!

Вдруг она снова услышала своё имя. Звук шёл со стороны океана.

– Берегиня! Берегиня! Береги-и-и…

Мама?..

Ну конечно!

Кто же ещё мог звать её оттуда, со стороны океана? Она зажала в кулаке холодный диск талисмана. Холодный, словно ледяное фруктовое мороженое. Но и талисман не вернул ей спокойствия.

– Кто же ещё может звать меня? – спросила она Верта.

И тут её осенило. Жак де Мер! Как же она не подумала об этом раньше? Любая девчонка, что родилась на морском побережье Техаса, знает легенду о Жаке де Мере.

В каждой местности есть свои волшебные существа. На северо-западе, в древних лесах, что тянутся до берегов Тихого океана, обитает сасквоч. В сосновом бору Алабамы водится бигфут. А в Техасе, на побережье Мексиканского залива, – Жак де Мер.

Рассказывают, что как-то раз на выходные одна техасская семья – папа, мама, дочка и малютка сын, который ещё не умел ходить, а только ползал, – приехала на побережье и расположилась на пляже.