Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я заглядываю за диван. Тени движутся опять – на сей раз возле обеденного стола на кухне. Стиг тоже поворачивает голову, чтобы посмотреть, на что смотрю я, но затем продолжает спокойно есть свой сандвич. Похоже, он ничего не заметил, чему я рада. Что бы ни находилось сейчас в доме вместе с нами, нам все равно некуда деваться. Придется просто надеяться, что оно оставит нас в покое.
Мы сидим и молча жуем. Единственные звуки, которые мы слышим, – это потрескивание дров в огне и вой ветра. Дневники лежат на диване между Стигом и мной. Стиг сердито смотрит на них.
– По-моему, их лучше сжечь.
Я кладу на тетради руку, словно защищая их. Несмотря ни на что, они часть моих корней, часть меня.
– А что, если в них говорится о драге? Разве не лучше было бы выяснить это?
Он со злостью пихает дневники, и они падают на пол.
– Неужели мы не можем поговорить о чем-нибудь еще?
– О чем, например?
– О чем угодно! О чем-нибудь другом.
Под его глазами виднеются темные круги – видимо, подводка размазалась. Возможно, он хочет поговорить, потому что ему надо отвлечься от своих мыслей.
– Ну хорошо, что тебе хочется узнать? – со вздохом спрашиваю я.
Стиг отхлебывает свой кофе.
– Ну, не знаю, например, что ты вообще любишь делать?
Я ерзаю на диване, чувствуя некоторый дискомфорт.
– Я мастерю из металлов всякие штуки.
– Здорово. А какие штуки?
Я вспоминаю свою комнату и изготовленные мною броши, ожерелья и кулоны.
– Ювелирные украшения. Воронов и пауков.
Он вскидывает брови.
Я достаю телефон и листаю фотографии, пока не дохожу до снимка серебряного медальона, сделанного в форме ворона. Стиг протягивает к моему телефону руку, и я показываю ему фото, чувствуя себя смущенной.
– Это сделала ты?
– Ага.
– Ничего себе! Это же потрясающе.
Он просматривает и другие фотографии, и, похоже, они производят на него немалое впечатление.
– А это кто? – Я беру из его руки телефон, и, когда наши пальцы касаются друг друга, я чувствую, как между ними проскакивает крошечная электрическая искра. Интересно, заметил ли ее и он? По его лицу ничего не видно.
– Это моя подруга Келли.
– А кто этот парень?
Это селфи, на котором сняты Дэррен и я. Я сделала его на устроенной им вечеринке в честь Хэллоуина еще до того, как со мной произошел несчастный случай. Он нарядился в зомби, и белая краска на лице скрыла самые худшие из его угрей. Я же изображаю ведьму и держу в руках метлу.
– Это Дэррен. Двоюродный брат Келли. – Я пожимаю плечами и беру у Стига свой телефон. – Просто знакомый.
– В самом деле? Похоже, ты ему нравишься.
Я снова смотрю на фото. Дэррен обвивает рукой мои плечи и тянется к метле. Я смутно припоминаю, как он тогда пошутил, сказав, что я могу покататься верхом и на нем, стоит мне только захотеть.
– Вы хорошо смотритесь вместе.
Я чуть заметно пожимаю плечами. Теперь, когда я познакомилась со Стигом, то, что было у меня с Дэрреном, кажется таким пустым. Дэррен просто умел меня смешить, в Стиге же есть что-то особенное, что-то неповторимое. Я ощущаю воодушевление уже от одного того, что нахожусь с ним в одной комнате. Когда он рядом, мне хочется притянуть его к себе. Иногда он так на меня смотрит, что я чувствую трепет и одновременно по моему телу разливается тепло. Дэррен же никогда не вызывал во мне подобных чувств.
Стиг вопросительно смотрит на меня, и я снова вглядываюсь в фото.
– Мы с ним выглядим просто нелепо. В середине вечеринки кто-то поджег мою метлу с помощью свечи, и Дэррен… Как бы то ни было, теперь я буду ему не интересна.
Стиг фыркает:
– Готов поспорить, что парни западают на тебя постоянно. Ты этого просто не замечаешь.
Я хмурюсь, надеясь, что он надо мной не смеется.
– Ты хочешь сказать, что я не в состоянии это увидеть, потому что наполовину слепа?
Он глядит на меня поверх своей чашки. Если он и заметил в моем тоне горечь, по нему это не видно.
– Кстати, а что случилось с той твоей подружкой – воздушной гимнасткой?
Стиг откусывает кусок сандвича, потом еще один. И задумчиво жует.
– С той девушкой, чью фотографию ты показал мне на своем телефоне? Ведь это была она, да? Она красивая.
Стиг кивает и щурится, как будто вообще не знает, что об этом думать.
– Да, наверное.
– Что между вами произошло?
Он едва заметно ерзает на диване.
– После гибели папы мне долго было паршиво. А Нина из тех девушек, которые любят, чтобы им всегда было весело.
Краем глаза я улавливаю движение – у двери темнеет тень, я замечаю, как она придвигается ближе, и у меня появляется ощущение, будто за нами следят.
Стиг вздыхает:
– Мы с ней крупно повздорили, а потом она упала…
– Упала?
– Да, в цирке, с трапеции. Говорили, что ее страховка не была должным образом закреплена.
– О нет! Она поправилась?
– Ее мать позвонила мне из больницы. Она была в коме. – Он замечает тревогу на моем лице и добавляет: – Ничего страшного не произошло. Она пришла в себя уже на следующее утро. С ней все нормально.
– Так это ты порвал с ней, или?..
Глаза Стига темнеют:
– Наши отношения оборвала Нина. Она встретила другого. – По его лицу пробегает тень, но он заставляет себя улыбнуться:
– Человека, который мог ее рассмешить, – циркового клоуна.
Я подавляю невольный смех:
– Да ну?
Стиг усмехается:
– Нет, это был не клоун. Она влюбилась в укротителя львов.
Я улыбаюсь, несмотря на весь переживаемый нами ужас, и наши взгляды встречаются. В свете огня, пылающего в печи, черты его лица смягчаются. На мгновение я почти забываю про Олафа и Ишу… но нет, я вижу их окоченевшие лица опять и опять.
Стиг искоса смотрит на меня:
– А как насчет тебя? Ты еще не встретила своего укротителя львов?
Мне вдруг делается жарко. Я сбрасываю одеяло, которым укутала ноги.
– Да, что-то в этом духе.
Он ставит тарелку на пол, затем снимает пальто и кладет на диван. Я думаю о тех эмоциях, которые ощутила, коснувшись его… такую злость и такую ревность.
– Стиг, я могу спросить тебя о твоем отце?
– Конечно. – В его голосе звучит удивление, но нет и следа настороженности.