Мы проехали мимо двух обгорелых каркасов бронеавтомобилей и четырех свежих могил рядом — одного обер-лейтенанта и троих солдат. Вся дорога и поля вокруг нее были изрыты перекрещивавшимися друг с другом гусеничными следами, а в маленьком молодом лесочке слева от дороги было беспорядочно разбросано около шестидесяти замерших русских танков. Многие из них были подбиты, но остальные — просто брошены совершенно неповрежденными. Это, кстати, было совершенно обычной картиной на этом участке дороги на Москву: несколько могил, несколько обгорелых единиц бронетехники и мертвенная тишина в лесах — вот и все, что оставалось у нас за плечами.

Наша шагавшая на восток колонна проявила не слишком много интереса к этой батальной сцене — глаза людей были уже сверх всякой меры намозолены огромным многообразием картин гибели, разрушения и разорения. Они хотели добраться до Москвы. Москва была их главной и единственной целью. В воздухе витали многочисленные и порой самые невероятные слухи и домыслы, главным лейтмотивом которых было то, что Москва скоро будет взята и для всех них это будет означать конец изнурительного похода, отдых, возобновление нормально организованной жизни, развлечения, цивилизацию, женщин и, может быть, даже некоторое послабление дисциплины. Возможно, кто знает, это будет означать и конец войны! Победу! Каждый с затаенной надеждой смотрел на Москву, но не далее того. Для них это был просто конец чудовищно долгой дороги к этой цели.

К вечеру 28 июля дошли до озера Щучье (ныне пос. Озерный) и разбили лагерь в шестнадцати километрах от города Белый. Мы высчитали по карте, что по прямой до Москвы остается ровно двести девяносто километров! Если считать от Восточной Пруссии — то мы уже прошли девятьсот шестьдесят километров. Почти тысяча километров чуть больше чем за пять недель! Три четверти путешествия уже позади, и одна четверть — все еще впереди. Мы могли бы проделать ее самое большее за две недели — даже при учете ужесточения сопротивления по мере приближения к столице России. Кагенек ошибся в своем прогнозе, и я поспешил поделиться этой мыслью с Якоби. Мы просто не могли не быть в Москве к концу августа! В свое время ледяная лапа русской зимы уже оттолкнула Наполеона от его заслуженного трофея. Но Москва должна быть в наших руках задолго до наступления зимы — вот тогда и посмеемся над ее морозами.

Но… на следующий день не было получено ни одного приказа на марш. Мы проявляли огромное нетерпение, однако основной части наших войск гораздо больше по душе была идея однодневной остановки для отдыха. Мне пришлось издать особое разрешение по батальону на купание в озере.

29 июля для проведения рекогносцировки лежащего впереди нас огромного лесного массива под названием Межа было выслано несколько конных отрядов.

Они прошли по пятнадцать километров на север, на восток и на юго-восток, но так и не увидели на своем пути ни одного русского.

30 июля нами был получен совершенно невероятный приказ — приступить к подготовке оборонительных позиций…

Всей Группе армий «Центр» пришлось выполнить общую для всех команду «Стой!» и в течение нескольких последовавших за этим дней пребывать в состоянии вынужденной неподвижности. Миллиону человек довелось собственными ушами услышать приказ «Подготовить оборонительные позиции». От Великих Лук на юге до Рославля на севере шестьсот километров линии фронта застыло в неподвижности. Бронетанковые войска, части моторизированный пехоты, саперные подразделения, артиллерия, пехота — все замерли на месте и погрузились в томительное ожидание.

Как будто какой-то всемогущий волшебный капрал взмахнул своим небесным скипетром над Группой армий «Центр» и обратил ее в камень.

Никаких разумных объяснений происходящему мы так пока и не нашли. Мы тогда еще, кстати, даже и не знали, что приказ касается всей довольно обширной центральной части фронта. Не знали, что приказ «Окопаться и защищаться» распространяется на все то огромное стальное кольцо, что сжалось вокруг горла России. И слава богу, мы еще не знали тогда, что этому кольцу никогда не суждено окончательно сжать свою жертву мертвой хваткой, что оно утратит свою стальную твердость в зимних снегах, затем будет разъединено на отдельные фрагменты и в конце концов разбито вдребезги.

6-й дивизии был выделен для обороны сектор длиной четыреста восемьдесят километров, из которых почти пять километров приходилось на наш батальон. Пребывая в крайней степени недоумения, мы приступили к выполнению поставленных перед нами задач. Нойхофф и Хиллеманнс отправились на общее собрание офицеров полка, и каждый старательно убеждал себя в том, что вот, мол, Нойхофф вернется и привезет новость о том, что приказ о возведении оборонительной линии был просто чьей-то грубой ошибкой. В течение пяти недель мы каждый день слышали примерно одно и то же: «Вперед… шагом… марш! Вперед… шагом… марш! Так держать! Мы должны преследовать бегущего врага и разбить его, как только он остановится. У него не должно быть времени перевести дыхание. Чем быстрее мы наступаем, тем быстрее ему придется спасаться бегством. Москва — прямо за горизонтом. На полной скорости вперед на Москву!»

А теперь, когда головные конные дозоры докладывают о том, что врага нет нигде в радиусе пятнадцати и более километров вокруг нас, мы получаем приказ подготовить оборонительные позиции… Это была какая-то необъяснимая бессмыслица даже для самых молодых новобранцев.

Вот вернулись с собрания Нойхофф и Хиллеманнс, и все офицеры сразу же столпились вокруг них, чтобы узнать новости, нетерпеливо ожидая услышать, что все объясняется всего лишь чьим-то грубым просчетом. Однако Нойхофф не оправдал их ожиданий, поскольку вообще не привез никаких разъяснений по поводу происходящего. Стало понятно только, что… никакой ошибки не было. Он лишь подошел к штабной карте и обозначил на ней отдельные секторы линии обороны, которые собирался закрепить персонально за командирами рот. Двум ротам таким образом выделялось по два с половиной километра, а одна рота оставлялась в резерве для выполнения, в случае необходимости, дублирующих контратак. Отделения 12-й роты Кагенека придавались в усиление для поддержания остальных огнем своих пулеметов. В трех километрах впереди от главной линии обороны предполагалось рассредоточить полевой авангард из сорока человек, задачей которого являлось своевременное информирование штаба батальона о любых перемещениях противника — посредством специальных посыльных или по радио.

Держать себя в руках, терпеливо выслушивая все это, Кагенек был уже просто не в состоянии.

— Объясните нам все же, почему мы должны подготавливать здесь оборонительные позиции и обрекать себя таким образом на статичность нашего тактического положения, тогда как враг бежит и в нашем секторе не наблюдается никаких признаков его присутствия?!

— По оперативным причинам, — отрывисто-грубо ответил Нойхофф.

— Что именно герр майор понимает под оперативными причинами? — с нажимом поинтересовался Штольц.

— Господа! — умоляюще воскликнул наконец Нойхофф, сдаваясь. — Я тоже ничего не знаю! Нам никто ничего не объяснил. Но все раньше или позже встанет на свои места. На сегодняшний день наша обязанность, как следует из приказа, — выстроить систему обороны, сохранять неусыпную бдительность и не дать застать себя врасплох.