– Нам нечего делить.

– Правда? А Ворона?

– Между нами больше ничего нет, ты же знаешь.

– Я знаю, но мне нужны кое какие гарантии. – Сивцова зажала в зубах сигарету, достала из кармана брючек блокнот и огрызок карандаша, протянула Варе, велела: – Пиши!

– Что?

– Любовную записку.

– Кому?

– Да неважно кому. Ты пиши, я продиктую.

– Зачем? – Она ничего не понимала.

– А затем, Савельева, что я знаю, где прячется твой чокнутый папашка, и одного моего слова достаточно, чтобы он снова оказался в дурке. А еще затем, что мне нужен Ворон, а он никогда не станет моим до конца, если будет по прежнему считать тебя белой и пушистой. Пусть он для разнообразия считает тебя лживой сукой. Пиши, и разойдемся полюбовно.

Вода в Чертовом озере была черной. В ней отражался только висящий на Вариной шее медальон, а сама она казалась едва различимой тенью. Любопытно…

– Я согласна, диктуй…

Жить в шкуре предателя и клятвопреступника было тяжело. А Влад жил в ней вот уже месяц. Он сделал все возможное и невозможное, чтобы вымолить у Вари прощение. Не понимал, за что должен извиняться, но продолжал изо дня в день верным псом сидеть под ее окнами, терпеливо ждать, когда она наконец придет в себя и поймет, что он поступил единственно правильным образом. И то, что ее отец попал в психушку, лишнее доказательство его правоты. Влад твердо верил, что, однажды подняв руку на собственную дочь, тот бы не остановился. И глупые байки про родовое проклятье – лишь попытка оправдать совершенное зверство. А Варя не хочет его слушать, не желает ничего понимать. Она думает только о своем чокнутом отце и при этом забывает о Владе.

Влад терпел сколько мог, из последних сил боролся за свою любовь, а потом не выдержал, сдался. Насильно мил не будешь. Если Варя не желает иметь с ним ничего общего, что же, он оставит ее в покое. Пусть живет как знает.

Сохранять равнодушие и незаинтересованность было нелегко. Приходилось делать над собой усилие и оставаться в стороне даже тогда, когда глупое сердце требовало вмешаться. Варе нужна была помощь и поддержка, а он стискивал зубы и отворачивался. Ей говорили гадости, а он делал вид, будто ничего не слышит. Потому что она сама его об этом попросила. Оставалось продержаться совсем недолго, скоро выпускные экзамены, а потом он уедет в Москву и все забудет…

– …Ворон! Ворон, ау! – Это Сивцова, стоит за спиной, дышит в затылок.

– Что? – Он не стал оборачиваться. Интересно, никогда не обращал внимания, что в Чертовом озере нет отражений.

– Ты видел Жуана?

– Нет. – Он все таки обернулся, уж больно странно звучал Юлькин голос. – Что то случилось?

– Ничего. – Она подобрала с земли камешек, запустила его в озеро. – Просто хотелось бы знать, где он пропадает вот уже третий час.

Влад оторвал взгляд от подернувшейся рябью озерной глади, посмотрел на закатное небо, пожал плечами:

– Не волнуйся, Жуан не маленький мальчик.

– Вот именно, не мальчик! – Юлька со свистом втянула в себя воздух, из кармана брюк достала сигареты, закурила, бросила на Влада взгляд исподлобья и, не говоря больше ни слова, направилась прочь.

Он и сам уже собрался уходить, когда на влажном песке у своих ног заметил сложенный вчетверо листок бумаги. Раньше здесь ничего не было, значит, его уронила Сивцова, когда доставала сигареты. Влад машинально поднял листок, так же машинально развернул. Сердце дернулось и заныло – он узнал почерк. Не надо было читать записку, предназначенную другому, но он, проклиная себя за малодушие и бесхарактерность, все таки прочел…

«Я сделала все, как ты хотел. Давай встретимся на нашем месте и все решим. Целую, твоя В.»

Влад смял записку. Вот, значит, к чему весь этот цирк! Он унижался, разве что на коленях не вымаливал прощение, а ей просто требовался повод, чтобы от него отделаться, чтобы начать встречаться с другим. «Твоя В.» – интересно, чья же она теперь, встречи с кем добивается так настойчиво?

Ответ казался очевидным, ответ лежал на поверхности. Жуан! В противном случае стала бы Сивцова так нервничать. Значит, Варька и Жуан… Союз странный, но вполне возможный. Жуан захотел острых ощущений и новизны, а Савельева – она же такая наивная дура. Впрочем, почему наивная? Чтобы так все распланировать, порвать с ним, да еще и сделать его виноватым, нужен трезвый расчет.

Влад еще раз перечитал записку, сунул ее в карман. Ладно, черт с ними! Пусть играют в любовь, он не станет вмешиваться. Или все таки стоит вмешаться? Просто затем, чтобы эти двое не считали его идиотом. Ему много то и не надо, просто посмотреть в глаза этой лживой суке. Может быть, набить морду Жуану, это уже по обстоятельствам. Сначала Савельева, а уже потом ее новая любовь…

Знать бы еще, какое место они считают «своим». Влад огляделся. Наверняка эпохальная встреча происходит в эту самую секунду и где то поблизости. Где? На берегу озера? Это вряд ли, слишком много посторонних глаз. В лесу? Запросто, но найти там их любимое место будет нелегко. Все, больше искать негде, да и глупо. Они с Варькой расстались, теперь каждый сам по себе. А морду Жуану можно набить и постфактум…

Влад шел, не выбирая дороги, и ноги сами несли его к заброшенному дому. В лучах закатного солнца исполосованные временем и трещинами стены отливали красным. Влад забрался на утопающее в зарослях крапивы крыльцо, постоял, прислушиваясь к царящей вокруг тишине. Необычное место, спокойное, уединенное. Непонятно, почему люди стараются обходить его стороной. Нет в доме никакой чертовщины. Это не чертовщина, это дыхание времени…

Тишину нарушил слабый крик. Влад вздрогнул, прислушался. Тишина изменилась, теперь она была не умиротворенной, а напряженно настороженной и такой звонкой, что закладывало уши. Может, показалось? В любом случае будет не лишним осмотреть дом…

Осмотр ничего не дал. Влад никого не нашел и не услышал ничего, кроме гулкого эха собственных шагов да тихого шуршания осыпающейся со старых стен известки. Значит, все таки почудилось?..

Он вернулся обратно на крыльцо, присел на выщербленную ступеньку, и предательница память тут же затащила его в прошлое, напомнила о Варькином вероломстве. Вспоминать больно, не вспоминать невозможно…

…Крик повторился. Истошный, вышибающий из тела душу, такой отчаянный, что мороз по коже. Где то близко близко, где то в доме… Влад спрыгнул с крыльца, крапива мстительно ужалила руку. Надо обойти дом снаружи, по периметру.

Он продирался через колючий кустарник, обрывая льнущие к старым стенам плети хмеля, в кровь царапая руки и лицо, и понимал, что это глупо – если в доме никого нет, то за домом уж точно не будет.

Оказалось, что он прав и не прав одновременно. Дверь пряталась в основании полуразрушенной угловой башни: проржавевшая решетка, старый амбарный замок, тронутые плесенью, позеленевшие от времени и сырости, грубо сколоченные доски. Дверь, которая, согласно городским легендам, вела в подземелье и хранила страшные тайны. Влад видел ее не единожды и не единожды боролся с искушением сломать замок и спуститься вниз, в катакомбы, чтобы своими глазами убедиться в том, что легенды не врут. Но на сей раз кое что изменилось: дверь за запертой на замок решеткой оказалась открыта. Впервые. И крик, кажется, доносился именно оттуда, из подземелья.