вы говорите. Да, меня интересует судьба Риты… Как я уже сказала, мы старые знакомые. Но мой интерес носит сугубо личный характер!

– Расскажите это своей бабушке. В любом случае, от меня вы ничего не услышите. И ни от кого другого тоже. А теперь убирайтесь, пока я не вызвала охрану. – Медсестра снова смерила Хульду взглядом. – Какая жалость, – сказала она, и в ее голосе действительно слышалось легкое сожаление. – В кои-то веки появилась толковая девушка… С каждым днем сумасшедших становится все больше, и с каждым днем нам все сложнее позаботиться обо всех. Кроватей у нас уже нет, больные спят на полу. Мир становится все безумнее…

Медсестра с головой ушла в свои невеселые мысли, ее обвисшие щеки грустно задрожали, и она, казалось, напрочь забыла о присутствии «ищейки». Но потом вспомнила.

– Чего вы здесь встали? – сердито спросила она. – Ноги отказали?

– Нет, они прекрасно меня слушаются, – ответила Хульда и сделала книксен. Колени у нее подрагивали, но она надеялась, что дракониха этого не заметит.

Не оглядываясь, она выскочила в коридор. Побледневшие девушки испуганно уставились на нее – видимо, понимали, что им тоже придется несладко.

– Ну что? – тихо спросила брюнетка.

– Удачи, – пожелала Хульда, сама понимая, как саркастично звучат ее слова.

Она боялась, что медсестра выйдет за ней следом. Но этого не случилось. Судя по всему, медсестра полагала, что никто не осмелится ослушаться ее указаний.

В мыслях у Хульды царил хаос. Получается, здесь, в Далльдорфе, ждали, когда кто-то явится с расспросами… Но, похоже, пока никто не приходил. Разве не странно? О чем комиссар Норт вообще думает?! И что скрывают работники лечебницы?

Ветерок погладил Хульду по щеке, и ей снова показалось, что вдалеке слышатся крики.

Она знала, что ей не поздоровится, если ее снова застанут за разнюхиванием здешних секретов, но любопытство взяло верх. Она зашагала вперед – нарочито спокойно, но быстро, словно держа в голове четкую цель.

Она прошла мимо администрации и направилась на север. Там стояло несколько украшенных башенками желтых зданий разной высоты. За ними на прилегающих к территории полях виднелись рабочие цеха. До Хульды донесся визг пилы. На скамейках под неусыпным надзором медсестер сидели обитатели лечебницы. У одних были стеклянные взгляды, у других – странно изогнутые конечности. Дети среди них тоже были – с деформированными черепами или необычными раскосыми глазами, безучастно смотрящими прямо перед собой. Некоторых, похоже, навещали родственники, они с чопорным видом стояли вокруг, одетые в воскресную одежду, и на лицах у всех застыла смесь скорби и отвращения.

От представшей перед глазами картины Хульду проняло до самых костей. «Столько стыда и горя в одном месте», – подумала она.

Не сбавляя шаг, Хульда пошла дальше. Крики прекратились, но раньше они доносились из здания на самом краю территории. Неужели она одна их слышала?

Хульда огляделась – убедиться, что никто не обращает на нее внимания, – ловко нырнула под куст сирени и подкралась к задней стене здания. Высокое окно было открыто, словно поджидая ее. В следующую секунду словно по команде снова раздались крики, отчаянные и пронзительные.

Хульда нащупала ногой выемку между кирпичами и сунула в нее носок туфли. Потом изо всех сил подтянулась, держась за подоконник, и заглянула в окно.

Она увидела тесную комнатушку, в которой находилось по меньшей мере десять мальчишек. Здесь были и малыши лет трех-четырех, и подростки. Вдоль длинных стен рядами стояли кровати, и узкие проходы между ними были единственным свободным пространством. Там дети ползали, играли с собранными камнями или просто сидели, вытянув ноги, и смотрели перед собой. Судя по всему, кто-то попытался затеять драку, потому что несколько здоровяков, больше похожих на горилл, чем на санитаров, держали двоих ребят и нещадно лупили палками их худенькие тела. Ребята вопили, кричали и пытались вывернуться, но тогда здоровяки били их по лицу. У одного мальчика была разбита губа, и на его серую форму капала кровь. Другой отчаянно зажимал уши, словно это могло уберечь его от побоев.

– Дрянные негодники! – завопил санитар и со всей силы ударил мальчика по голове, а потом бросил его на землю, как мешок с картошкой.

Другой последовал его примеру, и мальчики поползли от своих мучителей прочь так быстро, как только могли.

Под ногами у первого санитара сидел малыш, одетый только в пеленку, и санитар стукнул его по лбу, чуть ниже взлохмаченных светлых волос.

– Выродки, – громко сплюнул он. – Мало того, что тупые, как быки, так еще и агрессивные, как бабуины! Мы кормим, поим вас здесь день за днем, год за годом. Зачем? Ваши жизни и пфеннига не стоят!

Хульда ахнула и испуганно зажала рот ладошкой, от чего потеряла равновесие и спрыгнула на траву. Она услышала, как один санитар сказал другому:

– Посмотри, что там происходит.

Сердце отчаянно заколотилось, голова закружилась, и перед глазами закачались верхушки деревьев, но Хульда заставила себя встать, вернулась на тропинку и со всех ног помчалась обратно к административному корпусу.

Солнце освещало этот псевдоидиллический мирок с его газонами, домами, цветочными клумбами… Но Хульда так торопилась вернуться на станцию, что ничего не замечала. Перед внутренним взором до сих пор стоял маленький мальчик, его плоское лицо, пухлые губы и узкие глаза, которые наполнились слезами от обиды. Хульду накрыло волной отчаяния, но не из-за Риты Шенбрунн и поисков истины, а потому, что она обитала в мире, где жизни больных детей ничего не стоят, а лечебница для душевнобольных – место, где царит отчаяние.

Глава 15

Понедельник, Духов день, 5 июня 1922 года

Карл чувствовал, как по мере приближения к району Бюловфиртель внутри него поднимается тревога. Сгущались сумерки. Неторопливая праздничная суета постепенно испарялась, как вода в песках, являя миру обратную сторону городских улиц. Мужья, которые днем веселились в трактирах, возвращались к семьям, беспризорные дети прятались по углам и осматривали свой улов. Вместо них дымом из лампы возникали ночные жители: девушки легкого поведения, сутенеры и разные сомнительные личности. А еще – члены шаек и банд, сделавших город опасным для простых граждан. Большинство банд появились аж в прошлом веке и служили пристанищем для освободившихся преступников. Но преступники, якобы вставшие на путь исправления, быстро возвращались к старому: играли в азартные игры, торговали наркотиками, занимались вымогательством… Карл не понаслышке знал, что обычно полиция в их дела не лезет. Бандиты были ценными информаторами. Они неоднократно сообщали сведения, помогавшие поймать одиночек, чьи преступления карались смертной казнью. В криминальном мире Берлина царили строгая иерархия и четкое разделение сфер влияния, поэтому полицейские предпочитали оставлять все как есть. На больших балах-маскарадах известные