И в самом деле. Пока что местные обитатели, пусть даже страшно похожие на людей, не отличались особым дружелюбием. Напротив, словно заготовив тысячу и одну каверзу, они выкладывали на стол один козырь за другим.

А у нас на руках, что ни кон, оказывалась одна лишь шваль. Тут поневоле поверишь в проклятие Лиллит.

— Так что же тебя остановило?

Алиска кивнула в сторону Менделеевой. Катька же наслаждалась тем, что, наконец, получила такую большую, красивую игрушку. Щука — кто вообще дал этой образине такое имя? — готов был исполнить любой ее каприз. Прикажи она ему свернуться клубком и голосить котенком — он сделает. Мерзко, паршиво, непохоже, но стараться будет.

Со всем усердием.

Ей импонировала власть над его могуществом. Надо будет вовремя ее остановить, пока она не успела выдумать с ним каких-нибудь извращенных игрищ. А то мало ли, за ней не заржавеет.

— Она вот и остановила. Сказала, что уже видела такую. Буквально за мгновение до того, как я располовинила ее клинком. Знаешь, где-то внутри меня было желание не послушаться — это же… это же Менделеева. К слову, если хочешь знать… — Алиска вдруг нагнулась к самому моему уху, не скрывая кровожадной ухмылки. — Майя очень серьезно хочет с тобой поговорить. Надеюсь, ты хотя бы чистый? Сегодня ночью главной будет она.

Велеска была в своей манере. Им бы с Биской объединиться и на пару выдавать один каламбур за другим — никакого «Кривого Зеркала» выдумывать не понадобиться.

Час икс настал почти сразу же. Едва нарыдавшаяся вдосталь Лиллит была выпущена из объятий, огненная чародейка направила стопы ко мне. Я вместо девчонки с шикарными формами, нежной и мягкой, видел сейчас неспешно наступающий на меня танк. Впору было заметаться в поисках спасения, но оказалось слишком поздно.

Нэя решила спасаться бегством. То, что я жив, конечно, прекрасно и хорошо. Но стоять между мной, Майей и возмездием ей не улыбалось.

Майка схватила меня за пуговицу куртки, уставилась прямо в глаза. Где-то внутри этой черноволосой головки проносились мириады недоступных мне мыслей. Все они сошлись на том, что я достоин пощечины.

Она вдарила от всей души и что было сил, но я не чувствовал никакой обиды. Второй пощечине я случиться не дал, поймал девчонку за руку. Она дернулась, будто желая вырваться, но унялась почти сразу же, когда наши губы соприкоснулись. Я обнял ее за талию, прижал к себе. Выпускать ее не хотелось больше никогда — мне тут же вспомнилось, как она умирала, как я то и дело лазил в интерфейс ясночтения в желании узнать — жива ли? Как боялся узреть страшное и не знал, как пережить.

А сейчас она тут и передо мной. Казалась до бесконечного огромной, объемной и моей.

Сам не заметил, как по щекам потекли скупые мужские слезы. Словно желая рыдать со мной в унисон, она тоже дала волю давно давившим на нее чувствам.

Беря дурной пример с только что выпускавшей пар на ее груди Лиллит, она говорила и говорила — обо всем. В словах она прятала волнение. Медленно уходящий страх. Девчонка боялась, что все происходящее сейчас — всего лишь обрывки предсмертного, мутного сна.

— Сюда. — Наше маленькое воссоединение решила прервать Менделеева. Оторвавшись, наконец, от своего нового питомца, она склонилась над Кондратьичем. В суматохе мы и забыли про старика, а он был плох.

— Что тут с вами случилось? — Алиска спрашивала, скорее, от любопытства. Пока они там учились ездить верхом на пенисоподобных тварях, мы умудрились просрать руку Кондратьича и угодить в плен к моей полоумной сестрице. Знать бы еще, куда она делась.

Я поискал глазами рубин кристалла, в котором могла быть заключена Биска. Тщетно — видимо, следуя за своей хозяйкой, одна из кукол уволокла его следом за собой. Здравый смысл кричал, что и черт бы с ним, пусть сгинет, я же нутром ощущал, что дьяволица, сон и эта каменюка связаны, как нить с иглой.

— Долго рассказывать. — отозвался я велеске. Алиска насупилась, будто мышь на крупу. Я кивнул на старика. — Что с ним? Жить будет?

Вопрошая, присел на корточки, помог приподнять, положил ладонь под голову вместо подушки.

Катька ничего не ответила — ее рот был занят иным. Зубами зажав пробку, она пыталась открыть флягу, тут же прислонив ее горлышком к губам моего мастера-слуги.

Менделеева выплюнула пробку, покачала головой, посмотрела на мое недоверие — кто его знает, что она там в него вливает? Но останавливать я не торопился.

— Всего лишь вода. Знаешь, она бывает нужна людям. Первая степень обезвоживания. У него нет руки…

— А ты наблюдательна.

— Не язви, — не поднимая на меня глаза, отозвалась девчонка. Словно всю жизнь только и потратила на то, чтобы лечить умирающих стариков, сопя и ругаясь себе под нос, она рылась в своей походной сумке. Одна за другой возникали склянки с подозрительным содержимым.

— Подержи ему голову. Сейчас я дам ему обезболивающего и тонизирующего. Проснутся не проснется, по крайней мере, сейчас. И еще мне следует обработать его руку.

— По мне, так с ней уже и так неплохо поработали.

Катька бросила на меня презрительный взгляд, словно вопрошая, много ли я понимаю в этих делах. Медицина всегда была для меня чем-то за гранью фантастики. А потому я поверженно поднял руки, будто говоря, что целиком и полностью доверяюсь ее знаниям. В конце концов, если верить тому же Кондратьичу, именно ее мать придумала лекарство от чумы, испытывая его на себе раз за разом.

Будто заведомо готовясь.

— Ты мог бы сразу сказать мне, что она пойдет с нами. — Явившаяся из-за спины Майя все еще желала съезжать с свежей мозоли.

— И как бы ты отреагировала? — спросил я.

Майя замялась, прежде чем ответить, как будто и сама не знала ответ на этот вопрос.

— Вы стали подругами? — Я сам не знал, как эта мысль пришла в голову. Хотелось представлять себя как князя объединяющего, мирящего…

Девчонка лишь отрицательно покачала головой, выдохнула. Может быть, ей и хотелось, но память все еще была заполнена воспоминаниями, как пылал ее дом. Менделеевы заявились на порог с вилами, стремясь отобрать великий артефакт. Угрожали тем, с кем она всю жизнь росла, пытались убить отца…

Я ухмыльнулся, вот же ж! Отца! У нас тут почти что подобралась компашка сирот! Алиска, Катька и я… У Майи тоже матери не было.

При живых родителях была разве только что Лиллит, но пока с ее слов выходило, что не очень-то она им и нужна.

Майка проследила за моим взглядом, посмотрела туда же. С усердием, достойным лучшего применения, пепельноволосая девчонка, закутавшись в балахон Менделеевой, ходила по обломкам. Ее мало интересовали руины чужой жизни — взглядом она выискивала знакомые очертания.

Искала свою куклу.

— Кто она?

Вопрос, который напрашивался сам собой, слетел с губ Майи. В нем были сразу и ревность и любопытство…

Будто вместо того чтобы торчать в плену, я развлекался с обнаженными девчоночками.

Я поежился, пожал плечами. У меня была разве что история, которую Лиллит мне рассказала, а в ней было больше выдумки, чем правды.

Пепельноволосая почти что выдумывала себе истории на ходу — где-то внутри меня закрепилась уверенность, что, спроси мы о ее прошлом еще раз, и услышим совершенно иную историю.

— Это она была прикована там, к алтарю?

Я кивнул.

— Говорит, что пришла сюда снять с себя проклятие. Знаешь, я пытался прочесть ее вдоль и поперек. На ней не лежит никакого проклятия.

Майя посмотрела на меня обескураженно, будто вопрошая — что значит, прочитал? А потом вспомнила о даре, коим наделен мой род, ушла в глубокие раздумья.

Алиска ассистировала Катьке — устав сидеть без дела, она искала себе хоть какое занятие. Лисьи ушки шевелились, будто в надежде уловить каждое сказанное алхимичкой слово. Словно лисица всем и каждому пыталась доказать, что учиться можно даже у тех, кого считаешь врагами.

Майя уставилась на Катьку с прищуром. Щука вился вокруг, словно ожидая новой команды от хозяйки. Он с интересом и аппетитом поглядывал на бродящую и совершенно не боящуюся его Лиллит. Словно в деревне, где она жила, такие бродили табунами.

Нэя опасалась их обоих. Лучиком солнца, она металась, ища себе место. Ей снова хотелось оказаться в моих ладонях, но она