Теперь нужно было опять попасть внутрь…

Хронодатчик снова изменил темп. «Смещение» сошло на нет.

Но Раскин не стал «тушить» сверхнавык. Метнулся на трап, ворвался в шлюз. Собственный пульс заглушал навязчивое «тик-тик-тик». Теперь самым верным хронодатчиком стало его сердце. Интересно, услышит ли он тишину, когда оно остановится? Или только последний удар?

В коридоре он начал задыхаться, — легкие втягивали в себя горячий кисель дыхательной смеси, но не находили в нем нужного объема кислорода. Движения делались все более вялыми и неуклюжими.

Он угасал, как свет фонаря с разрядившейся батареей.

В рубке он столкнулся с тем же кухуракуту. Инопланетянин предупредительно втянул в себя щупальца. Твари, очевидно, «смещение» было нипочем. Как и другой твари — ушельцу. Раскин улыбнулся, проведя эту параллель.

Пришло время его триумфа!

Он, спотыкаясь об волочащиеся вдоль пола провода, добрался до компьютера у ложемента. Говорил ли сейчас ему что-либо человек в скафандре, кто знает? Раскин ничего не слышал, кроме тока крови в ушах и собственного хриплого дыхания. Но на всякий случай он ободряюще помахал коллеге рукой.

Как же этот дьявольский прибор включается?

Упал на колени: сверхнавык иссяк. Потянул было из трубки аминокислотный сироп, но не смог его проглотить, выпустил внутрь шлема сквозь неплотно сомкнутые губы. Перед глазами вновь все поплыло. Рубку затопил свинцовый туман, и через миг он уже не мог различить ничего, кроме перемигивания светодиодов среди безумного нагромождения аппаратуры и яркого, как солнечный зайчик, пятна — кухуракуту.

Под рукой вдруг обнаружилась клавиатура. Простая клавиатура с большой клавишей «пробел» внизу и рядом функциональных клавиш сверху. Повинуясь наитию, отыскал «enter».

Он усмехнулся: а почему бы и нет?

В худшем случае, он умрет с улыбкой на лице.

Ведь даже это дано не всякому.

Многие из тех людей, кто когда-либо путешествовал стационарными гиперпорталами, заявляют, что в момент прохождения сквозь складку пространства находились в состоянии, близком к клинической смерти. Они клянутся, что видели пресловутый темный тоннель, заново переживали эпизоды прошлой жизни, общались с умершими родственниками.

Все это, конечно же, бред чистой воды. Смерть есть смерть. Даже если она и клиническая. Поплясав на лезвии ее косы, не выйдешь из портала в точке прибытия лишь с жалобами на дезориентацию, головокружение и подавленное состояние. Тем, кому на самом деле доведется наблюдать пейзажи «того света», вероятно, понадобится помощь реаниматоров. Или агентств по предоставлению ритуальных услуг.

И все же никто не поспешит уличить во лжи человека, который со слезами на глазах станет рассказывать, дескать, вся жизнь у него промелькнула перед глазами, лишь он ступил за порог гиперпортала. Потому что этот порог отделяет не только «здесь» от находящегося на расстоянии световых лет «там», он также разграничивает мир привычной физики от загадочного «потусторонья», в котором пространство и время равны нулю. И черт его знает, какому катаклизму подвергается сознание разумного существа, проходящего через подобную сингулярность.

«— Твоя плоть для меня — пластилин, а геном — конструктор „Лего“.»

Темнота.

«— Имя и полный возраст?

— Федор Раскин, шесть лет.

— Ну, Федя, ты желаешь стать таким же сильным, как Супермен? Да или нет?

Он стоит без одежды посреди светлой комнаты, и отвечать на вопросы в таком положении не очень удобно. Хорошо, что человек, сидящий за столом, мужчина. И доктор. Отец говорил, что он не должен стесняться докторов.

На стене висит анатомический плакат: такой же голый мальчик, только старше лет на пять, изображен стоящим; на половине его тела отсутствует кожный покров и мышечная прослойка. Со вкусом изображены разноцветные органы. Интересно, этот мальчик тоже хотел стать Суперменом?

— А может, тебе нравится другой герой, а? Ратибор из пояса Ориона? Отвечай, да или нет?

— Да, Ратибор из пояса Ориона, — подтвердил мальчик.

— О! Космический рейнджер! Да!..

Доктор усмехнулся.

На экране лэптопа развернулась генетическая карта мальчика. Зеленым подсвечивались возможные трансформации… Да, занятный экземпляр.

— Ляжешь к нам в больничку? — спросил доктор сладким голосом. — Отвечай: да или нет? Да или нет?»

Темнота.

«— Дурень! Все мутанты — уроды, и даже детей у них не бывает!

— А зачем мне дети?

Двое шли навстречу волнам; за их спинами темнела ноябрьская декадентская Ялта. Девочка четырнадцати лет, остроязыкая, начавшая уже формироваться, и мальчик на два года младше спутницы. Его тоже… начали формировать.

…О, какое она превосходство ощущала над этим недомерком! Словно жиголо перед монахом. Но — сам дурак — с малых лет лишил себя выбора…

Волны стального цвета лизали прибрежную гальку; мальчик брел по пляжу, машинально подбирал зеленые „морские камушки“ и складывал их в карман пальто. Наклоняясь, украдкой бросал взгляд на ноги спутницы, обтянутые тугими шерстяными брючками. Он думал — украдкой, но на самом деле ничто не ускользало от внимания глазастой.

— Дурак, — сказала она беззлобно, — поехали лучше к нам, в Москву. Будешь учиться, станешь писателем, как мой папа. На конвенты приглашать начнут. В Подмосковье, в Питер, в Харьков, в Крым…

Нашла, кем гордиться — субтильным папашей, которого целый год не могли излечить от туберкулеза. Он знал это — подслушал разговор санаторских врачей. Какими преимуществами может обладать сей болезненный тип перед ним, будущим колонизатором?

Решился:

— Зато твой папа никогда не сможет сделать вот так!

Глаза девочки сверкнули: ее юный друг принялся скидывать с себя одежду. На гальку упало пальто, шарф, ботинки, а затем свитер и брюки. Движения мальчика были очень быстрыми и удивительно точными. Не прошло и половины минуты, как он остался лишь в плавках. Девочка присела на круглый камень. Вытянула ножки, — блеснуло солнце в многочисленных пряжках, украшающих ее сапоги, — ей было интересно, что же случится дальше.

— Я не болею! Никогда не болею! Э-гей!!!

И мальчик бросился в волны.

Море было спокойным и удивительно холодным».

…Дальше следовала другая история.