Но разве это имело значение? Ведь я любила парня не за количество купюр в его бумажнике. У Богдана и бумажника не было — все деньги он рассовывал по карманам куртки и джинсов.

— Скажи, что я неправ? — спросил отец у меня. — Или это не та жизнь, к которой ты привыкла?

— Прав, но…

— Очевидно, что ты не сможешь содержать мою дочку, лимита! — бросил отец Богдану.

— Очевидно, ты мнишь себя чересчур крутым? — не спасовал Богдан и резко двинулся вперёд.

Отец успел вскочить из-за стола и вышел. Через несколько минут в кафе ворвались полицейские и увели Богдана, под предлогом того, что его видели в компании тех, кто занимается скупкой краденого. Меня ждало ещё одно длительное разбирательство дома. На этот раз с чтением нотаций, с перечислением того, как должна вести себя девочка из хорошей, состоятельной семьи.

Отец даже заявил, что Богдана вообще выгнали из города. Я знала, что он лжёт. Одновременно с этим Аня начала чаще появляться в доме Марины. Марина косилась на неё с недовольством. Но когда она начала пытать Аню расспросами, та только плечами пожала, сказав, что я гуляла отдельно от неё и неизвестно где познакомилась с Богданом.

Анька помогала мне поддерживать тайную связь с Богданом. Он писал на её телефон и даже был подписан другим именем, а я читала его сообщения. Богдан знал, что моя семья против нашего общения. Но он был уверен, что всем заправляет отец. Мне было стыдно рассказывать, что всем заправляет бабушка, держащая в стальном кулаке всех домочадцев.

Наверное, я отчасти была виновата в том, что всё окончилось именно так. Я иногда брезгливо относилась к некоторым вещам, которые были привычными для Богдана. О многом я не говорила открыто, боясь показаться тепличным растением. Я не рассказывала о Марине, просто упоминала, что бабушка строга, но не говорила насколько…

Я считала, что справлюсь со всем, и легкомысленно считала, что любовь может преодолеть любые преграды. Смотрела на всё через розовые очки — искренне доверяла Ане, даже не замечая, как менялось её поведение в моменты разговора о Богдане.

Наш грандиозный план побега окончился неудачей, а я слишком поздно поняла, что не стоило доверять сестре…

Воспоминаний много. Все они разные — счастливые, тревожные, волнующие, заставляющие испытывать невероятную гамму эмоций. Словно это всё было вчера, а сегодня можно всё исправить, просто поговорив и отбросив в сторону обиды.

Ведь я обижена на Богдана очень сильно. Почему он так легко поверил наговорам?! Неужели я значила для него так мало?

И сейчас, когда мы медленно направляемся в кафе, я чувствую, как много во мне злой обиды. Её не вычерпать за пять минут. Я не знаю, как от неё избавиться так, чтобы не пытаться сделать ему больно в ответ.

— Закажем что-нибудь? — предлагает Богдан.

Я соглашаюсь, конечно, же. Что ещё мне остаётся делать? Да и домой возвращаться совсем не хочется. Читаю такое же нежелание уходить в глазах Богдана.

— Обо мне мы поговорили достаточно. Расскажи о себе? — прошу.

— Да нечего рассказывать. Вернее, мой рассказ будет напоминать перечисление полётов и неудач. Не самая приятная тема для разговора. По сравнению с тобой, мне нечем похвастаться.

— Виталий так не считает, — срывается с моих губ.

— Успех? Да, я успешен. Но вот сейчас сижу напротив чужой жены, хотя дома меня ждёт отреставрированная до совершенства Анька, и мне не хочется туда возвращаться, — признаётся Богдан. — Совсем недавно я посмотрел на твою семью и понял, чего мне не хватает в жизни. Я даже решил, что обязан повести себя, как добропорядочный супруг. Мне в голову взбрело сплотить нашу пару, — хмыкает, презрительно кривя губы. — Сейчас думаю, не погорячился ли я? Не сейчас, а несколько лет назад, женившись. Что мне это дало? Да ничего! Абсолютно!

— Неужели? — прячу улыбку, опустив лицо вниз.

— А что глаза прячешь? — нагловато спрашивает Богдан, приподнимая моё лицо за подбородок. — Ну?

— Да так, ничего. Ты любишь её?

— Аньку? — фыркает Богдан. — Нет. Я с ней прочь рванул, только потому, что тебя рядом не оказалось. Был зол и готов на всё. А рядом — она… как репей. Неприхотливая, но цепкая. Удобная подруга под рукой. Многого не требовала.

Удобная. Надо же! Поверит Богдан в то, что его жёнушка приложила свою руку к нашему расставанию в прошлом? Хочется рассказать всё. И почему-то мне становится плевать, что Богдан сделает с правдой — примет во внимание или решит, будто я просто пытаюсь обелить себя. Слова сами срываются с губ:

— Но в нужный момент Аня оказалась рядом так вовремя, — саркастично усмехаюсь. — Она по тебе явно сохнет. И сохла в прошлом. Хоть и отрицала…

— Вы говорили обо мне?

— О, в то время я считала её подругой. И разумеется, я рассказала ей о парне, который меня благородно спас и…

— И сделал своей девочкой.

Богдан улыбается и проводит по нижней губе языком. От этого жеста внутри скручивается тугой узел желания.

— Да. Позднее я поняла, что тот парень, о котором она вздыхала тайком и мечтала познакомиться, это ты… — отделяю чайной ложечкой воздушный десерт, отправляя его в рот. — Анька хотела тебя настолько сильно, что заложила меня. Побег сорвался.

— Что? — хмурится Богдан.

— Судя по твоему изумлённому выражению лица, тебе ни разу в голову не пришло, что всё было подстроено нарочно?

Переплетаю пальцы под подбородком, смотрю в лицо мужчины, которого сильно любила в прошлом. Люблю ли я его сейчас? Влечение никуда не делось, а в остальном он для меня словно вихрь противоречивых эмоций.

— Ты же знал, что у меня строгая семья?

— Знал. Ты сама рассказывала, что отец тебя контролировал во многом. При чём тут это?

— Притом, что был строг не только отец, но и бабушка. Мне даже вздохнуть свободно не удавалось. Всё контролировалось и наказывалось. Я жила полно лишь тайком, урывками. Отец был больше равнодушен, наверное, а за малейшую провинность меня наказывала бабушка. Тогда мне было стыдно признать в этом, что ли? Я говорила, что строг отец, — ерошу волосы, удивляясь тому, как легко выходят слова. — На самом деле бабуля гнобила меня с самого детства. Она ненавидела мою мать, считала её неровней отцу. А когда произошёл несчастный случай, и мамы не стало, отец стал равнодушен почти ко всему, начал много выпивать. Он мог пить неделями, потом выходил из запоя и жил нормально, но снова срывался. Марина винила во всём мою мать, а потом и меня… Следила за каждым шагом, жестоко наказывала за малейшую провинность. Хотела вылепить из меня достойного, по её словам, человека. Даже договорилась с состоятельной семьёй о браке с Виталием… Но тут появился ты. Я влюбилась в тебя и была готова впервые рискнуть. Хотелось сбежать. Не получилось. Знаешь, почему? Кроме нас двоих только Анька знала, что я собираюсь сбегать с тобой. Она рассказала Марине. Та быстро приняла меры. Я при всём своём желании не могла ни написать, ни позвонить тебе. Меня упекли в закрытую клинику.