Застава располагалась на обрывистом со стороны поймы берегу. Чем ближе, тем горше предчувствия. Обойдя утёс с пологой стороны, поднялись взвозом к толстому бревенчатому срубу с жильём. Дубовая дверь грузно свисла на уцелевшей жиковине. Заходить было страшно. И худшие опасения подтвердились! В большом выстуженном после топки жилище — пластами пять трупов. Кровь, раны. И каждый, как ёж, стрелами утыкан. Однако не хватало, по меньшей мере, семерых. Выйдя из сруба, Бердыш услыхал:

— Гляньте-к!

Все своротили шеи, куда казал молодой десятский. То, что открылось ему, другим загородила дровяная поленница. Обогнув, Бердыш узрел упархивающий рой, что осетровыми икринами пятнал сахарное поле.

— Теперь не уйдут, — проскрежетал Степан, харкнул и дал знак: по коням.

— Погодьте, — бухнуло из поленницы. Дрова раздались, из серёдки вытряхнулся крепкий сутулец.

— Ты что там делал? — очень «кстати» спросил Степан.

— Хоронился. Тут така притча: не успел за мечом, как эти шершни совсюду… Постреляли, порубали. Кого с первого маху… Оставшихся повязали и увели. Я, така притча, ещё при подступе мертвяком притворился, уполз да залёг, иззяб.

— Как же тебе это… подвезло?

— Сам не пойму. Но, мнится, один, въедливый, точно усёк, как я затрепыхался. Хотел дорешить. А другой, молодой этакой, не по-ихнему высоченный и зенки не в ниточку, того за плечи так вот приподнял и отворотил. Дал, така притча, мне переждать грозу, жизнь подарил, выходит…

— Как жe вы, растяпы, прости меня, господи, проворонили?

— Да кто ж их знал? Уж скоко от ногаев не случалось лиходурства такого. К тому ж, с реки-то к нам подвалило человек двадцать сперва. Так те назвались людьми Казыева улуса, а тот во вражде с Урусом и, така притча, к нам в приветности. Стали мы с теми, така притча, балакать, так нам в зад как вдарят те, которые… Шестерых наших, всё стрельцов, осилили и там же повязали. Вот и меня нешибко хватанули в плечо. Но боле не замали, така притча. Тех из наших, кто до оружия успел, те — с реки — постреляли. Всё разом сделалось. Те, что в срубе остались, хотели затвориться, но те, ироды, скопом навалились, дверь своротили… Вот как всё было, така притча. Наваждение одно. Скоко служу, таких головорезов в ногаях не встречал. Одному дивлюсь: отчего меня не кокнули? Голову сымай, твердить буду, что видели, какой я мертвяк. Така притча…

— Чего дивиться? — мрачно усмехнулся Степан. — Нужно ж было хоть одного бытчика оставить, чтоб о казыевых злодействах до Астрахани донёс.

— Какой бытчик? Не видал бытчика, — догадливый стрелец уставился на Бердыша.

— Ты — бытчик, — вздохнул Степан.

— Я?

— Ты, ты. Но лясы точить не время. На ногах крепко, что ль, стоишь, воюн?

— Да вроде ляжки целы, — ответил стрелец после раздумья: всё, видать, не мог постичь смысла разъяснений.

— Тропы все тут знаешь? — спрямил мысль Степан.

— Тропы? То да… Да как сказать? А… как не знать? Четыре годка безвыездно тут плесневели. Анахоретами, така притча. Как не знать. Да…

— Это кстати, — уморился Степан. — Хоть какой от тебя толк, — пробормотал тише. — Вот и научи: можно ль ким окольным путём упредить, чтоб в следующей заставе засаду заделать?

Сообразительный воин надолго задумался и медленно, по тютельке, выжал:

— Не-эт, та-ак не-э успе-эть, — слушая тягучину, Бердыш в сердце сплюнул. — А вот коль по старице… Ой, что ж я леплю? — затараторил с полслова вдруг спасёныш. — Коли не по старице, а напрямки к следующей заставе… можно и обогнать. А можно и… нельзя…

Бердыш качнул головой: послал же бог стране надёжу. Но выбора не было. Повелел:

— Кто-нибудь, посадить вторым… Как имя-то?

— Кашин. Ларион.

— Ну, добре, Ларион. Веди скорее, не сбейся, гляди.

Выждав, когда ногаи скроются за дугою склона, русские поскакали малоизведанной дорогой. Была она куда тернистей: коряги, суметы, сугробы, заносы — пролегала в чащах, буераках да по разломам. Но длину пути, и вправду, сократила. По названным Кашиным приметам: высок, зенки не в ниточку, — Бердыш уверился в начальном подозрении: смелый и ловкий заводила налётчиков — тот самый Кирей, сын Телесуфы. Его Бердыш запомнил по подворью на Корнюши.

Выбились из сил, но к тяготам приноровились. В итоге, добрались до своих часом ранее людей Кирея. Бойцов тут было немного: восемь казаков и стрелец-начальник. Он ушам не поверил, узнав, что грозило. Всё приговаривал без устали: «Свят»… Сруб был не мал, бойниц вдосталь, на стропиле красная хоругвь.

Не на шутку обеспокоил доклад о кочующем неподалёку ордынском купе. В случае пальбы ногаи могут испугаться и стрекануть. Но с той же долей вероятности — напротив, присоседиться, ввязаться в бой. И, чёрт его знает, на чьей стороне. Вообще их поведение выглядело подозрительным: днями торчали против сруба, шагах в трёхстах, глазели, но с дозорными так и не перемолвились. Чего им тут, что за нужда?

Степан на случай боя предпочёл подзабытый, но любый рукам бердыш, а также запасся самопалами. Стрельцов десять расторопно попрятал в амбаре. Десяток всадников отправились в густую даже без листвы чащу. Назначенные «засадным полком», они должны были вступить в сечу при крайней нужде. Всё провернули живо и слаженно. Но…

Бердыш только дал последнее распоряжение, а из-за низкой скалы выехали десятка три ногаев. Недоставало где-нибудь с полста! В игре боевой мысли их предводитель остался неизменен. Что понятно: откуда б ему знать, что здесь не только знают о недавней расправе, но и готовы к отпору?

Кирей подъехал во главе самых отъявленных башкорубов. От бойницы их разделяло саженей двадцать. Степан прильнул к оконцу, сомнений не оставалось: кучерявый, глазастый и горбоносый красавец — сын проклятого Телесуфы. Это его коней Степан похитил, бежав с корнюшьего подворья.

— Ну, ребята, готовьсь, — передал Бердыш по строю.

До десятка дул шипами и жалами занозили щели избы.

Вперёд выехал некрасивый пожилой ногай, приветливо щерясь, закричал:

— Эй, хирабри воин, мы люди Казий, мирный мангит. Пусти нас гретясъ у костри. Мы не станем поселять в ваш кибитка. А сидатьтя прямо рядом, где всталь. Коли хотишь базар, мы можеть вам менятя.

— А что за товар? — крикнул в бойницу Степан.

— О, многе, многе. Мехи тут, сабля тут, коне тут. А у вас?

— У нас тоже. И сабли и пики, а ещё протазаны, бердыши, пищали. Всё тут. Есть у нас, окромя того, плевки гадючьи, горячие, крепкие, наповальные.

— О, эта хорош товар. О такой не помним…

— Хорош! Помните ж, не забывайте! А мы просветим. Пли! — скомандовал Бердыш. Дом плюнул многоглавым Горынычем. Воздух прокололи стоны и крики. Четверо сбрякнулись под копыта заметавшихся коней. Отлившись от окон, первые стрелки предоставили место второй очереди. Сами чинно, деловито перезарядили ружья.