Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ты хоть кого-нибудь подозреваешь? — спросил Роберто.
— И думать нечего, это Кальво.
— Не знаю… Раньше я за ним такого не замечал.
— Ох, уж этот ваш Андреа Кальво, — вдруг сказала девушка. — Как же он мне надоел!
— О чем ты, Клариче?
— Как ни придет, сразу ко мне, и ну меня уговаривать.
— На что? — нахмурился Роберто, пытаясь понять, о чем идет речь.
— А то вы не знаете, на что, — фыркнула трактирщица и красноречиво указала пальцем на потолок.
Друзья ошалело уставились друг на друга. Наконец Стефанио сообразил, что девушка намекает на сдающиеся комнаты второго этажа.
— Погоди, ты хочешь сказать, что он пытается тебя соблазнить?
— Ну да. Постоянно уговаривает, просто проходу не дает. Нравлюсь я ему, видите ли. Да мало ли, кому я нравлюсь.
— Эй, красавица, два глинтвейна, — крикнули из зала.
Клариче быстро налила две кружки и отошла, а Роберто с недоумением уставился на друга.
— Ты слышал?
— Не глухой, — отмахнулся Стефанио и задумался. В глазах его мелькнули озорные искорки.
— Вот что, Филин, — повернулся он к Роберто, — возвращайся в Григорианум, а мне еще надо кое-что сделать.
— Да какое там возвращайся, с ума сошел? Ведь этот ловкач и в самом деле соблазнит ее. Стефанио, точно тебе говорю, я этого не переживу. Я ее люблю, понимаешь? По-настоящему люблю.
— Я кое-что придумал. Положись на меня и спокойно иди. Не волнуйся, синьор Кальво ответит и за совращение, и за мой сгоревший трактат.
Повздыхав, Роберто ушел. А когда вернулась Клариче, Стефанио отвел ее в сторонку и долго с ней шептался. Поначалу она пыталась возражать, но вскоре улыбнулась и согласно кивнула.
Договорившись с девушкой, Стефанио отправился в богадельню.
Андреа Кальво пребывал в эйфории: непреклонная Клариче, так долго отвергавшая его ухаживания, наконец сдалась и согласилась встретиться с ним в одной из верхних комнат трактира. Впрочем, он не сомневался, что рано или поздно это случится — среди многочисленных подружек Кальво считался неотразимым кавалером.
Подходя к «Золотой форели», Андреа чувствовал радостное возбуждение. Он вошел в трактир, огляделся и направился к стойке, за которой находилась Клариче. Она застенчиво улыбнулась и указала взглядом на потолок. Кальво едва заметно кивнул и двинулся к лестнице, ведущей на второй этаж, а девушка скользнула в кухню, откуда тоже можно было пройти наверх.
Поднявшись, Андреа шагнул в коридор, скудно освещенный стоящей на столике масляной лампой, и огляделся. В то же мгновение одна из дверей приоткрылась, и послышался шепот:
— Сюда!
Чувствуя сладкое возбуждение, он поспешил на зов и вошел в комнату. Здесь царила полная темнота. Кальво оглянулся, пытаясь сориентироваться, и тут почувствовал, как Клариче взяла его за руку и потянула за собой. Сделав пару шагов, он уперся коленкой во что-то твердое — это была кровать. Андреа, сгорая от желания, обхватил девушку, повалил на постель и принялся исступленно целовать. Он слышал ее тяжелое дыхание и чувствовал, как она пытается его раздеть.
Мгновенно сорвав камзол и рубаху, он навалился на нее, провел дрожащей от возбуждения рукой по ее лицу… и замер. Кожа под его пальцами была грубой и шершавой.
— Клариче?! — с недоумением воскликнул он.
Раздался характерный щелчок огнива, сноп искр на мгновение ослепил Андреа. Зажмурившись, он выждал несколько секунд и открыл глаза. В колеблющемся свете скалилось жуткое беззубое лицо улыбающейся ведьмы с растрепанными седыми волосами. Содрогнувшись от ужаса, Кальво дико закричал и рванул к выходу.
По пояс голый он выскочил в коридор, бессознательно сжимая в руке мятую рубаху. И тут…
С десяток студентов встретили его дружным хохотом. Рядом стояла Клариче и смеялась громче всех. Андреа обвел товарищей растерянным взглядом — Бантини, Надьо, Франкотти, лохматый Питти и еще не меньше полудюжины человек.
Так это было подстроено?! В бешенстве натянув рубаху, Кальво бросился к лестнице. Возле нее он обернулся и, едва сдерживая ярость, прошипел:
— Ты заплатишь, Надьо, поверь!
В том, что идея «шутки» принадлежала именно его недругу, Кальво ничуть не сомневался.
А Стефанио, проводив его взглядом, заглянул в распахнутую дверь и со смехом воскликнул:
— Элма, дорогая, ты бесподобна.
* * *
К концу 1615 года до студентов дошел слух, что Галилея собираются привлечь к суду инквизиции. Стефанио, которому ученый был очень симпатичен, позвал Роберто, Джованни, Маркантонио и еще нескольких студентов и предложил отправиться к ректору. Он прекрасно понимал, что их мнение значит мало, но все же решил рискнуть.
— Синьор Беллармино — человек авторитетный, кардинал, к тому же Великий инквизитор. Папа доверяет ему. Давайте пойдем к нему и попросим за Галилея.
Возражений не последовало. Стефанио вместе с Джованни Питти написали письмо в защиту ученого, и уже на следующий день семеро студентов пришли к ректору.
— Ваше высокопреосвященство, — начал Стефанио, — до нас дошли слухи, что синьора Галилея вызывают в инквизиционный трибунал. Мы пришли просить вас о снисхождении к профессору. Возможно, он бывает неосторожен в словах, но он талантливый ученый, сделавший для науки больше, чем кто бы то ни было…
Беллармино, пряча улыбку, пробежал глазами письмо и серьезно спросил:
— И что же вы предлагаете, братья? Попустительствовать ереси?
— Теория Коперника не признана ересью.
— Не беспокойтесь, будет, — заверил ректор.
— Однако пока это не так.
— Вы хотите сказать, что как только учение Коперника будет занесено в Индекс запрещенных книг, синьор Галилей перестанет его поддерживать? — ухмыльнулся Беллармино.
— Я хочу сказать, что странно было бы осуждать человека, который занимается тем, что разрешено.
Ректор сложил руки домиком и задумался.
— Разумно, — сказал он через минуту и продолжил, с трудом сдерживая усмешку: — Что ж, братья, мне понятно ваше мнение, я его обдумаю. Это все, что я могу обещать.
Через два месяца трактат Коперника «О вращении небесных сфер» был занесен в Индекс запрещенных книг. «Утверждать, что Земля не есть центр мира, что она движется и обладает даже суточным вращением, есть мнение нелепое, ложное с философской и греховное с религиозной точки зрения», — с такой формулировкой приговор под страхом отлучения от церкви запрещал не только издание, но даже чтение и хранение трактата.
Однако Галилей не пострадал. Инквизиционный трибунал, возглавляемый Роберто Беллармино, отнесся к ученому на удивление снисходительно и ограничился лишь предупреждением, что всякая поддержка «ереси Коперника» должна быть прекращена.