— Ой, не могу больше, я сказала тебе глупость! Один-один, согласен? Перемирие, — и она быстро вставляет в магнитолу CD. — Ты хотел войны, ты ее получил. Расстроился? Ты с виду такой жесткий, а внутри… внутри ты очень чувствительный. Маленький…

Джиневра смеется и раскачивается в ритм «Red Hot Chilli Peppers».

— Ну, и где мы будем ужинать?

Теперь она спокойна, — хозяйка ситуации. Я молчу. Блин, она меня сделала. Ударила что надо, но какая зараза! Разве такими вещами можно шутить? Я еду дальше, глядя прямо перед собой. Краем глаза вижу, как она пританцовывает. Она здорово держит ритм, танцуя «Scar Tissue». Волосы развеваются в такт музыки. И она посмеивается довольным смехом, чуть прикусив нижнюю губу.

— Слушай, ты что, злишься? — смотрит на меня. — Прости. Ты сидишь за рулем моей машины. Согласна, бензин — твой, говорю это сразу, пока ты снова не начал. Ты везешь девушку на ужин с твоими друзьями, правильно? Или что-то вроде того… Короче, тебе не на что злиться, правда? Ты же сам сказал… Веселись… Улыбайся! Ну, вот я же веселюсь. А тебе что, невесело?

Я не говорю ни слова.

— Ну вот. Надулся. Рассердился. А ты бы предпочел, чтобы они и вправду умерли? Ну, давай попробуем поговорить… Твои как поживают?

— Отлично, они развелись.

— Попка-попугай! Ну ты и зануда. Ничего лучше не мог выдумать?

— А что я могу сделать, если это правда? Видишь, что ты наделала. Ты сама виновата, что мы друг другу теперь не верим.

— Но ты же неправду говоришь?

— В том-то и дело, что правду.

Теперь она становится серьезной. Смотрит неуверенно. Искоса изучает меня.

— Это же неправда.

— Да говорю тебе, что правда.

Она все равно до конца мне не верит. Поворачиваюсь к ней. Несколько секунд мы смотрим другу другу в глаза. Это похоже на соревнование. Она первая отводит взгляд. Вроде, даже покраснела. Трудно понять, так ли это: слишком в машине темно.

— Эй, смотри вперед, на дорогу. Бензин-то твой, а машина моя, правильно? Не разбей ее!

Я невольно улыбаюсь.

— Ты же наврал? Они не развелись.

— Да как же не развелись? Уже несколько лет как.

— Ну, если это так, мне жаль. Знаешь, я читала где-то, что шестьдесят процентов разводится, когда дети уже выросли. Значит…

— Значит?

— Не надо из себя жертву разыгрывать.

— Да никто и не разыгрывает. Вот слушай…

Я хотел было рассказать всю эту историю — может быть, потому что она ничего обо мне не знает, или, может, потому что она мне не верит, или еще сам не знаю почему. Но я этого не делаю, что-то меня остановило.

— О чем ты задумался? О родителях?

— Нет, я думал о тебе.

— О чем же таком ты думал, ведь ты меня совсем не знаешь.

— Думал, как классно, когда с тобой рядом сидит незнакомый человек, и все проблемы куда-то исчезают, и можно воображать об этом человеке что хочешь, и в своих фантазиях улетать далеко-далеко.

— И куда же ты улетел?

Сознательно выдерживаю паузу.

— Далеко. — Хотя это и не так, я с удовольствием ей это говорю. — И знаешь, я передумал — пожалуй, ты права.

— В чем?

— Я тобой воспользуюсь.

— Вот идиот. Какой же ты кретин. Ты хочешь меня напугать, правда же? Но тебе это не удалось: у меня третий дан. Ты хоть знаешь, что это такое — третий дан? Или понятия не имеешь? Ну, так я тебе быстро объясню. — Она выкрикивает это очень быстро, и мне смешно ее слушать. — Это значит, что ты не успеешь коснуться меня пальцем, как я тебе его сломаю, понял? Третий дан по карате. И еще я кик-боксингом занималась. Попробуй только протяни руку и тебе кранты. Понял?

— Неплохо. Значит, я в безопасности.

Не успеваю закончить фразу, как руль выскальзывает у меня из рук. «Микра» идет в занос. Я выворачиваю руль и убираю ногу с газа. Джиневра падает на меня. Я потихоньку выравниваю машину, она переводит дух. Вид у нее испуганный. Она сильно бьет меня кулаком в плечо, попадая в одно и то же место.

— Ненормальный, ты меня напугал! Кретин!

Я смеюсь.

— Ай, хватит, веди себя хорошо. Ты же видишь, я тут не при чем. Кажется, колесо прокололи.

— Да ладно тебе! Ты это специально сделал!

— Да говорю же тебе…

Я скатываюсь на обочину, выхожу из машины и опускаюсь на землю рядом с капотом, осматриваю колеса.

— Вот, видишь?

Она тоже выходит и видит опущенное колесо.

— И что теперь?

— Теперь? Надеюсь, у тебя есть запаска?

— Есть, конечно.

— Молодец!

Мы смотрим друг на друга.

— Ну и?

— Что — ну и? Пойди и достань ее.

— Ну уж извини, вел машину ты. Значит, ты виноват.

— Может быть… Но машина-то твоя. И значит, колесо менять тебе.

Джиневра недовольно фыркает и дергает капот.

— Куда ты? Оно сзади!

— Я хотела посмотреть, все ли цело. — Врет, разумеется.

— Ну конечно, конечно. Понятно.

Она открывает багажник и поднимает коврик, под которым — запаска.

— Как это вынимается?

— Видишь наверху большой винт? Открути его и потяни колесо на себя.

Она следует моим инструкциям и освобождает колесо. Потом пытается достать его, но колесо подпрыгивает и падает обратно в багажник. Ничего не получилось.

— Слушай, а что ты мне не помогаешь?

— А я-то при чем? Меня тут как бы нет. Ты сказала, что я не был предусмотрен на этот вечер, правильно? Я уж не говорю о равенстве полов. И поэтому есть еще одна важная вещь.

Она встает напротив меня и упирает руки в бока.

— Интересно, какая именно?

— Ты сказала, что у тебя третий дан, так ведь? Если ты не справишься с колесом… ха-ха…

Она смотрит на меня с яростью. Потом ныряет в багажник, хватает колесо и распрямляется. Это дается ей с трудом, и я спешу ей на помощь. Но она вытаскивает колесо прежде, чем я успеваю подойти.

— Все я сделала, не думай, — и, проходя мимо, нарочно задевает меня плечом.

— Подвинься! Чего встал на пути, мешаешь.

Она катит колесо, удерживая его вертикально, и чуть им меня не сбивает.

— Ты уберешься отсюда или нет?

— Не вопрос! Пойду-ка я посижу под деревом, выкурю сигаретку. Эй, спокойнее, спокойнее!

— Давай, вали отсюда.