Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Какого хрена ты заправляешься на мои деньги!
Я сворачиваю ему шею, но он пытается вырваться и с него слетает шапка. На синий капот падает волна длинных темных волос. Моя правая рука готова нанести удар в лицо, но в этот момент луна освещает поле битвы и…
— Черт… да ты баба!
Она пытается выскользнуть. Я все еще держу ее левой рукой, а правую опускаю вниз: «Баба, гребаная баба».
Я отпускаю руку. Она выпрямляется и поправляет куртку.
— Да, баба, дальше что? Что ты ржешь, хотел побить меня? Я тебя не боюсь.
Да уж, храбрый воробей. Хорошенько ее рассматриваю. Ноги широко расставлены, джинсы с низкой талией, кроссовки «Sneakers Hi-tech». Черная футболка и темные джинсы. Стильно. Она наклоняется и поднимает шапочку. Засовывает ее в карман:
— Дальше что?
— Дальше что? Да ты сперла мои деньги!
— И что?
— Да ничего. — Я влезаю в «Микру» и вынимаю из замка зажигания ключи. — Так, по крайней мере, мы избежим погони.
Я кладу ключи в карман и иду к мотоциклу. Беру его за руль и веду к заправке. Дохожу до ограды заправки, завожу мотор и через минуту стою перед девушкой. Выключаю и открываю бак.
— Давай сюда шланг.
— И не подумаю.
Качаю головой, беру его сам и наливаю бензин. Вдруг мне приходит в голову одна идея. Я заправляюсь только на десять евро и закрываю бак. Подхожу к ее «Микре» со шлангом в руке, открываю крышку и заливаю на остальные десять евро ей в бак. Девица удивленно смотрит на меня. Она красивая, но выражение лица довольно жесткое. Может быть, просто потому, что не удался ее трюк? Волосы падают на лоб, большущие темные глаза и чудная улыбка, насколько я смог заметить. Смотрит на меня, вытаращив глаза.
— Что это ты делаешь?
— Наливаю тебе бензин.
— Зачем?
— За тем, что сейчас мы поедем ужинать.
Я увожу мотоцикл и паркую его за будкой.
— Мы так не договаривались. Я-с тобой ужинать? У меня другие планы… Я иду на вечеринку, я договорилась с друзьями.
Я уперся, хотя меня смех разбирает:
— Слушай сюда, договоримся так: ты хотела провести вечер с моими двадцатью евро, но тебе крупно свезло и ты проведешь его со мной.
— Но послушай…
— Или, если этого недостаточно для твоей завышенной самооценки… давай так: ты проводишь вечер со мной или я сообщаю о твоем промысле в полицию. Так лучше?
Девчонка насмешливо ухмыляется:
— Ну да, я сажусь в машину, причем, прошу заметить, мою собственную, с незнакомым мужчиной.
— Я уже не незнакомый. Я тот, кто чуть было не стал жертвой твоей махинации.
Она снова фыркает.
— Тогда получается, что я сажусь в собственную машину с чуть было не состоявшейся жертвой своей махинации, так? Но ведь ты можешь завезти меня Бог знает куда и воспользоваться мной? Попробуй убедить меня в обратном.
Я молчу. Я бы порвал тех, кого они так опасаются. Этих ублюдков, из-за которых страдают нормальные парни, этих говнюков, неспособных завоевать девчонку, этих ничтожеств, недостойных занимать место под солнцем.
— Ну хорошо. — Мне смешно это слышать, но я понимаю, что она права. — Тогда послушай меня внимательно. Видишь этот мобильник? — Вытаскиваю телефон из кармана. — Знаешь, одного звонка достаточно, чтобы воспользоваться кем-то покруче тебя, понятно? Поэтому молчи и садись в машину.
Вот зачем на самом деле нужны телефоны!
Она бросает на меня ненавидящий взгляд и подходит совсем близко. Поднимает руку с открытой ладонью. Я перехватываю кисть. Мне показалось, она хочет дать мне пощечину. Но я ошибся.
— Пока я не собираюсь давать тебе пощечину. Дай мне ключи, я сама поведу.
Я улыбаюсь и сажусь за руль.
— Это даже не обсуждается.
— А кто сказал, что тебе можно доверять?
— Нет, это кто сказал, что можно доверять тебе? Ты же чуть было меня не надула!
Я тянусь к пассажирской двери и открываю ее с улыбкой.
— Так я прав или как? Давай, садись.
Она еще немного колеблется, потом снова фыркает и садится в машину, руки сцеплены, взгляд устремлен вперед. Некоторое время мы едем молча.
— Эй, у тебя хорошая машина.
— В наши условия входит обязательство разговаривать?
Мы только что проехали Сакса Рубра[15].
— Нет, но сейчас знаешь, что можно сделать? Я тебя высажу здесь, а потом привезу тебе твою машину, естественно, никак тобой не воспользовавшись, как ты говоришь… То есть воспользуюсь твоей машиной… но своим бензином. И ты сразу станешь милой, веселой, будешь улыбаться, — у тебя такая прекрасная улыбка.
— Ты ведь ее еще не видел…
— Вот именно. Так чего ты ждешь?
Она улыбается специально для меня, скаля зубы:
— Вот она, теперь ты доволен?
— Очень.
Я протягиваю ей руку с открытой ладонью. Она быстро отклоняется.
— Ай, что ты делаешь?
— Боже, какая недоверчивая! Я хочу представиться, как положено благовоспитанным, не ворующим людям. Я — Стефано. Для друзей — Стэп.
Моя рука так и зависает в полутьме машины.
— Хорошо. Привет, Стефано, меня зовут Джиневра, Джин для подруг. А для тебя — Джиневра.
— Джиневра — классное имя… Как это твои родители догадались, что произведут на свет королеву? — я поворачиваюсь к ней и подмигиваю, потом не выдерживаю и начинаю смеяться: — О Боже, прости меня, что-то меня на смех пробивает, сам не знаю почему. Королева.
Я не могу остановиться. Смотрю на нее и смеюсь. Мне весело с ней. Она мне нравится. Может быть, потому что она некрасивая. Машина едет быстро, и огни фонарей мелькают на ее лице. Они окрашивают его то в светлый, то в темный цвет. И луна бросает на нее свой отсвет. У нее высокие скулы, маленький подбородок. Тонкие брови над карими глазами, живыми и веселыми, несмотря на ее занудство. Да, я ошибся. Она не красивая. Она прекрасная.
— Молодцы твои предки. Отличное тебе выбрали имя: королева Джиневра…
Она молча на меня смотрит.
— Стефано, у меня нет родителей. Они умерли.
У меня кровь в жилах стынет. Я пропустил худший удар в моей жизни. В лицо, в живот, в зубы. Я перестаю улыбаться.
— Прости.
Какое-то время мы молчим. Машина несется вперед. Я смотрю прямо перед собой и лавирую в потоке, стараясь затушевать свою глупую ошибку. Слышу ее вздох, может быть, она плачет? Невозможно обернуться к ней, но я должен. Должен… Она вжалась в угол и смотрит на меня. Сидит неподвижно, вполоборота, плечи упираются в стекло. И вдруг начинает хохотать как сумасшедшая: