Как ещё можно понять, что время «будущего», время «прошлого» и «настоящего» – суть одно! Почему кирпичи для постройки гаража, купленные тобой вчера, которые попадут в кладку сегодня и которые будут верой и правдой служить завтра, для тебя – суть одно. А время этих кирпичей – разное?

Оно не разное. Оно – одно! Одно, ибо это время этих кирпичей! Они состоят из него тоже. А не только из глины, песка, воды, красителей… Из чего там, чёрт возьми, ещё состоят кирпичи?!

А что есть твоё время? Мысли о нём? О чём?.. Об изменении условных координат? Или о веществе времени, из которого сделаны кирпичи твоего гаража?!

К чёрту мысли! Когда есть вещество, всё, что может сделать с ним любое осознающее себя существо – это воспользоваться. Сунуть его в печь. Не горит?.. Плыть в нём. Никак?.. На ощупь его… Кайлом! Нащупал границу? Да нет же! Всего лишь то, что тебе ещё предстоит пережить.

Вещество бесконечно. Но формы-то его имеют пределы и очертания. Как бы мы иначе могли ими пользоваться?

Если время кирпичей – это только их время, то, может, время человека – это только его собственное время?

Понять это, выключить «катушку» – и вещество разлетится, как пыльца. Спросишь, куда?.. В этой вселенной что, некуда пристроиться малой толике вещества?! А если потом опять включить «катушку» – «пыльца» опять соберётся? Это ведь вряд ли будет та же пыльца. А если вообще больше не включать?.. Понимаешь, о чём я?

– Ты смогла?

– Что, выключить катушку? Да. Не сразу, но смогла. И отправилась в путешествие.

– Куда?

– Туда, где я, как мне казалось, упустила что-то важное. Туда, о чём было принято говорить «ушло навсегда». Надо признать, это было нелегко…

– Что?

– Понять, что изменить ничего нельзя.

– Тогда как же…

– Не перебивай. Ты внимательно слушаешь, но невнимательно чувствуешь. ИЗМЕНИТЬ ничего нельзя. Но можно ТВОРИТЬ! Богами не рождаются. Богами становятся. В тот момент, когда акт творения открывается любому существу не «осознанной необходимостью общественной пользы», да простят меня апологеты марксизма, а неудержимым желанием пойти туда, не знаю куда, и мо-ожет быть – принести с собой то, не знаю что… А у меня был хороший стимул – я видела твою смерть. И как раз совершенно не знала, куда с этим идти. А от мыслей, что я могла оттуда принести, и вовсе в дрожь бросало…

Разве ж я понимала тогда, что творец не в ответе за свои деяния. Его деяния в ответе за него. Такая вот обратная сторона метаморфоз… н-да. В рамках религиозных догматов – Бог пообещал всем спасение. Погорячился. Но в горячности его есть и известная доля хитрости. Прежде чем прийти к кому-то на помощь и спасти, он сам должен быть СПАСЁН своими творениями. Трудно даже представить, что бы я сейчас представляла из себя, не будь вы такими, какие вы есть – чистыми, смелыми, любящими, великодушными… Так что не я спасла, создав. А вы спасли создателя. И он теперь свободен. Метаморфоза вещества закончена. Цикл завершён – и цикл открыт. Таков ход вещей. Что тут ещё скажешь…

И, кстати, когда я поняла, что у меня получилось, грешным делом, подумала, а не взяться ли за дело в производственных масштабах? Подучить пару-тройку «адептов», раскурочить время там, сям… Может, и в консерватории что-нибудь само поправится. Но потом поняла – не хочу. Просто не хочу. Как тот журнал за полтинник в помощь детям Германии. Сотворив вас, я воссоздала и себя. Точнее, завершила… как фундамент. А когда фундамент закончен, остаётся только строить на нём дом. Но каждый – сам творец своего дома. Что толку, если всё поле будет заставлено фундаментами, даже с самыми благими намерениями – ипотечными?! Смешно, да?..

Прости за сумбур. Знаешь, многие представляют себе творца эдакой всезнающей самодовольной сущностью, позволяющей себе что заблагорассудится свысока – в прямом и переносном смысле. Мало кому приходит в голову, что, общаясь со своими творениями, он делает это либо из любопытства… Либо опасаясь за своё собственное здоровье, если можно так выразиться…

Всё это так забавно, как бокал молодого игристого в минуту радости, и так печально, как рюмка старого портвейна среди густой звёздной ночи… И оба этих чувства подобны. Вино жизни – оно и есть вино жизни…

– Сколько же вам… тебе сейчас лет? То есть, – Макс замялся – я хотел спросить, откуда ты? Точнее…

– Я поняла. Не смущайтесь, Владимир Максимович. Глупо чувствовать неловкость, интересуясь у дамы условным промежуточным возрастом её бессмертной души. Особенно если детство и юность тела последней не прошли для вас незамеченными… Я уж и забыла совсем, что это значит. Ужас как забавно! – она смеётся. – Когда началось моё путешествие, дай бог памяти, в 2046 году, биологически-условного времени моему телу было семьдесят семь лет. Это было так много дел назад, что уже и не важно совсем.

– Лика, ты выглядишь, как тридцатилетняя молодая женщина…

– Ах, увольте, мой дорогой. Вселенная сама заботится о красоте своих созданий, когда ты с ней накоротке, догадываешься, о чём я?

– Предполагаю… Так вы… ты хочешь сказать, что бессмертие – вещь достижимая?

– Зная, о чём ты спрашиваешь, скажу: нет. Тело обязательно износится и умрёт. Хотя проживёт по условным меркам достаточно долго. Может, пятьсот лет. А может, тысячу. Но кто считает эти дурацкие года? Разве что выжившие из ума раввины! Дела важнее времени. Их непрерывная цепь, их плотность, если хочешь, важнее любых оценок… Да и с философской точки зрения бессмертие не может существовать. В этом мире вообще не может быть «бес» или «без», как ни напиши. Только «с». Отрицание – непозволительная роскошь. Так что смерть есть. Вопрос только, ЧТО она есть… Умирает дерево – его пилят на дрова, дрова сгорают в камине загородного дома прекрасной пары как-то осенним прохладным вечером – пока хозяева пьют вино, греются у огня, болтают, занимаются любовью… Золу рассыпают под розовыми кустами. Следующим летом юный сорванец – их сын, – нарезав красивый букет, спешит в большой город на свидание и дарит его очаровательной леди. Вечером, у себя дома, перед сном юная барышня вдыхает этот потрясающий аромат любви и неги и засыпает. Ей снится сон: страна, в которой они все живут, разорена войной и бедствиями. Юный кавалер – погиб. Дом его родителей – пепелище… Она в ужасе просыпается. Но лишь еле уловимый запах роз напоминает о том, что мир был таким, каким она его помнит. А сейчас она одна. И приторный запах золы щекочет ноздри. Её кавалер погиб, дом его родителей – пепелище… Она умирает и видит сон: на следующий день после первого свидания они гуляют в парке. Бабье лето, но ещё жарко. Они пьют холодный лимонад, смеются, болтают. А потом едут за город – знакомиться с родителями. По дороге они встречают дровосека, везущего в их дом дрова для печи и камина, – вечера нынче прохладные… Вопрос: было ли это то же самое дерево?.. Смерть порождает смерть, продолжая жизнь. Жизнь порождает жизнь, отдавая дань смерти. Так где же граница и есть ли она вообще, скажи мне? Ты ведь уже знаешь ответ на этот вопрос, правда? Вспомни, что ты почувствовал, когда читал моё письмо?