«Так кто ж тебе мешал остаться?» — язвила я. Но он на провокации не поддавался, обещал, что это не последние мешки с игрушками. А ещё, вздыхал, что у него много дел.

И в этом мы были похожи. После обеда, когда я приехала в Центр, мы уже перекидывались лишь короткими сообщениями. А потом я углубилась в работу. И он, наверно, был занят. Меня не отвлекал.

Смущало ли меня, что он такой спокойный? Я бы сказала ровный, хотя вчера вроде расстроился, психанул. Немного. Честно говоря, я даже думала он больше не позвонит. Обидится. Но он был какой-то до чёртиков правильный. Уравновешенный. Сдержанный. Интересно, это из-за уверенности в себе? Потому что ничего и никому не считал нужным доказывать? Или это редкое умение настолько владеть своими эмоциями, что их и не поймёшь? Я ещё так плохо его знала, что мне оставалось только гадать.

А ещё мне не мешало бы чувствовать угрызения совести из-за Кости, которому я так легко и беспечно наставила рога. Но я гнала эти проклятые мысли, прячась за «Цито-гистохимическими особенностями децидуальной оболочки при разных клинических формах позднего токсикоза беременных», темой своей докторской.

Я подняла голову от экрана только когда мне позвонили с поста охраны.

— Да, да, эта девушка ко мне, я её жду. Пусть проходит.

— Вы должны спуститься, Эльвира Алексеевна, — прозвучал встревоженный голос охранника так, что я всё бросила и не просто пошла, а помчалась вниз.

— О, господи! Юля!

Она сидела даже не на кушетке, а в пустом коридоре, на полу.

Ноги, ниже короткой юбки залитые кровью, сбитые колени, опухшее лицо в синяках, в ссадинах руки, одной из которых она прижимала к себе другую — говорили сами за себя.

  — Что мне?.. Кого вызвать? — подошёл взволнованный пожилой охранник и теперь неловко топтался рядом.

— Не вздумайте никого вызывать! — крикнула Юлия Владимировна. Застонала, когда я стала помогать ей подняться. Уткнулась в моё плечо и вдруг заплакала. Навзрыд.

Я махнула охраннику, давая понять, что разберусь сама. И, утешая как могла, повела её в свой кабинет.

— Он орал: ты отдашь мне акции или твой папаша выкупит за них то, что от тебя останется, — всхлипывала она, еле переставляя ноги. Измученная, избитая, обессиленная, она прижимала к себе вывихнутую руку и мне казалось, держится из последних сил. — Отец предложил ему их купить. Я понятия не имела, что папа так сделает. И он разозлился.

— Он? — помогла я ей сесть. — Этот Ренат? Я слышала. По телефону.

— Да, — шмыгая носом, торопливо рассказывала она. — Он его разбил, телефон. Пригласил меня типа поговорить. А сам приехал один. Иначе Камиль бы ему не позволил.

— Что не позволил?

 — Ничего! Вот этого, — всхлипнула она. — А он отослал Камиля по каким-то делам, а сам приехал от Верейского злющий как последняя сука, привязал меня к кровати и… А-а! — вскрикнула она, когда разглядывая кровоподтёк на шее я неосторожно задела куртку.  — Плечо!

— Юль, послушай меня, — я пошла взять из шкафа обезболивающее. Съёжившись в комочек, маленькая, худенькая, она была похожа на потрёпанную птичку со сломанным крылом, воробышка, что чудом выжил в схватке с котом. — Я сейчас поставлю тебе укол, станет немного полегче. Но это так оставлять нельзя. Надо написать заявление об изнасиловании. Пройти освидетельствование.

И я бы соврала, если сказала, что, глядя на неё, мне было не страшно и не боязно за неё, за себя, и вообще всё равно, но мой голос оставался спокойным и уверенным.

— Зря я к вам приехала, — уничижающе глянула она на меня, вытерла слёзы, хотела встать, но снова скривилась от боли. — Вы, наверное, плохо меня слушали?

— Я хорошо тебя слушала. Очень хорошо. Но кем бы ни был этот Ренат, по хрен! Он должен ответить за то, что с тобой сделал. А если ты будешь терпеть, скрывать, молчать и дашь ему то, чего он хочет, он всё равно на этом не остановится. Пока не заберёт всё.

— Эльвира Алексеевна, — покачала она головой. — Он же внук… — и, может мне показалось, но по её губам я прочитала «глава», только аббревиатуру не разобрала. Какого-то комитета? Ведомства? Я ничего в этом всё равно не понимала, чтобы вникать, поэтому не переспросила. — Ему всё равно сойдёт это с рук. Вы ничего не сможете сделать. Но он мне обещал, если я отдам… — договорить она не смогла, губы затряслись, скривились.

  — А я слышала, что он тебе и отсрочку обещал, — смерила я её ледяным взглядом. Набрала в шприц лекарство. Присела и помогла аккуратно освободить плечо.

Резко запахло спиртом от антисептической салфетки.

От укола девушка даже не дёрнулась. А вот от моих слов отчаянно замахала головой: нет! Но, что бы она ни сказала, я точно знала, что делать.

— Послушай меня. Внимательно. Мы можем это прекратить. Прямо сейчас. У меня есть знакомый судмедэксперт. Очень хороший, толковый. Он найдёт нужного следователя. И мы всё сделаем уже сегодня, потому что тянуть нельзя. Возьмём мазки. Сфотографируем. Запишем. Правильно составим протокол, чтобы ни один адвокат не подкопался, — я дала ей время подумать. Она смотрела на меня с ненавистью, но головой уже не качала. И я продолжила. — Но ничего никуда заявлять не будем. Только если понадобится. И ты сможешь выкупить за свои показания видео, которым тебя шантажируют. Да и с акциями отца расставаться не придётся. Но надо решать быстро.

— Прямо сейчас? — сомневаясь, переспросила она.

— Иначе никак. Пока на тебе есть следы его ДНК, прижучить его как не хрен делать. Кем бы он ни был, плевать. Никто не имеет права так с тобой обращаться.

— А ваш судмедэксперт… — вытерла она слёзы. Сразу мне показалось, что на лице синяки, но теперь я видела, что оно просто опухло и испачкано размазанной косметикой.

— Он отличный парень, неболтливый, у них вообще не принято болтать, — полезла я в карман за телефоном. — И он сегодня как раз работает.

Я замерла, глядя на неё, прежде чем нажать на звонок.

Она стиснула зубы, закрыла глаза и… кивнула.

— Не трогайте, не трогайте, пожалуйста! — заверещала Юлька, когда Костя упёрся коленом в кушетку, чтобы вправить вывих.

— Столько татуировок сделала, значит, боль терпеть умеешь, — невозмутимо возразил он. — А здесь недолго. Давай на раз, два… — он моргнул мне, чтобы я была готова. Под резкий вскрик Юльки вставил плечо на место и закончил: — …три! Я же говорил! Недолго.

Костя ободряюще похлопал её по здоровому плечу, пока она стонала.

Я никогда не видела его за работой и невольно залюбовалась. Он словно стал выше ростом и шире в плечах. Собранный. Спокойный. Невозмутимый. Из него бы получился отличный хирург, например. Но ему больше нравилась «анатомичка».

— Хорошо, что не перелом, — подытожил он, как и я, делая вид, что всё в порядке.