— Я не знаю… На меня свалилось очень много — всего за один день, — пожаловалась Шазаль. — Мне кажется, что я прожила уже сто лет.

— Вечером проживешь еще двести, — усмехнулась женщина.

— Он сказал, чтобы я выглядела достойно.

— И кто тебе мешает? Оденься поприличнее, молчи побольше, вот и все дела.

Шазаль, неожиданно решившись, быстро спросила:

— А что случилось с младшей дочерью?

— Она погибла. Действительно погибла, — медленно произнесла Хэргал.

— Что значит «действительно»?

— Нас трудно убить. Ты уже падала со скалы, можешь себе представить. Я имею в виду — кровных членов семьи, а не невесток и зятьев, тех, которые приходят в замок. Мы не болеем и очень долго живем. Таковы уж мы.

— Он как–то странно говорил о Бьереке, — сказала Шазаль, не будучи уверенной в том, что тетка поймет, о ком идет речь.

Но Хэргал поняла.

— Его старший сын пропал… — она качнула головой, и роскошная грива распущенных, темных с рыжими отблесками волос заскользила по плечам. — Оказывается, за время моего отсутствия произошло много всего. Невольно кажется, что кто–то сначала убрал меня, а потом принялся за других… Так вот, того юного мерзавца я прекрасно помню. Он еще в детстве проявлял неординарные наклонности. И вот несколько лет назад, в то время когда я была в ваших Северных Горах, он тоже пропал.

Шазаль недоумевающе посмотрела на тетку:

— Получается, что исчезла куча народа, а Лис думал, что все так и должно быть?

— Ты обозвала деда Лисом? Неплохо… Да, представь себе: он так и думал. Одной из причин является непробиваемая самоуверенность моего папочки. Он считает, что никто даже помыслить не смеет о том, чтобы причинить вред его детям… или внукам. И теперь бешено злится. На то, что, оказывается, события развивались не по его плану.

— Ох, — девушка обессиленно уселась на кровать, — я никогда к этому не привыкну! Я просто не запомню всего этого!

— Пока будешь говорить себе «не смогу», — ответила Хэргал. — Ты выяснила все, что хотела?

— Нет, но… давай лучше займемся платьем… Или чем там?

— Чем хочешь, — Хэргал уселась на подоконник, закинув нога на ногу, и скрестила руки на груди. — Давай начнем с чего–нибудь… Или ты думаешь, что я стану тебя одевать? И не надейся! Пока я буду за тебя что–либо делать, ты ничему не научишься, так и останешься деревенской дурочкой! Вставай, иди к зеркалу! Ну?

Шазаль привычно послушалась, подошла к зеркалу и долго рассматривала свое отражение. Хэргал терпеливо ждала, пока племянница что–то скажет или сделает. Через несколько минут ее взгляд остановился на старом платье, валявшемся на полу.

— Слушай, убери эту тряпку, мне противно на нее смотреть.

— Совсем убрать? Навсегда?

— Конечно!

— Но мне… жалко. Это — мое первое нормальное платье. У меня ведь никогда не было… другой одежды, кроме той, что я носила. Как можно взять его и уничтожить?

Хэргал покачала головой:

— Н-да, возможно, я слишком на тебя давлю… Не все сразу. Но если тебе жалко платье, то почему оно валяется?

— А что с ним можно сделать?

— Повесить. Положить куда–нибудь… — Терпение Хэргал, видимо, стало иссякать, и на точеном лице проступила столь знакомая девушке мина раздражения, — Сделай себе шкафчик и складывай туда тряпки… О-о, ну когда же ты станешь человеком?

— А Лис сказал, что я никогда им не была, — тут же выдала Шазаль фразу деда, которая накануне едва не довела ее до обморока.

Хэргал прищурилась:

— Смотри–ка, с памятью у тебя дела обстоят вовсе неплохо. Только ты не умеешь пока различать нюансы. Кит имел в виду то, что ты по природе своей не похожа на тех людей за стенами замка, которые привыкли все принимать как данность. Которые не умеют подчинять себе обстоятельства. И так далее… Все, закончили разговоры! Занимайся делом!

И началось двухчасовое мучение.

Хэргал крепко держала свое обещание: вся ее помощь заключалась в том, что тетушка окидывала быстрым взглядом очередное творение Шазаль (каждое из которых требовало от девушки почти невероятного напряжения фантазии) и говорила «Ужасно», «Отвратительно», «Еще хуже», «А в этом ты пойдешь в гости к Асумаю Красная Голова!»

Под конец Шазаль готова была разрыдаться, все бросить и убежать из замка куда–нибудь, где жизнь проста и понятна и не требует изощренного выбора наряда к вечернему празднеству.

Ей представлялось, что время прошло впустую. Однако выяснилось, что тетка, не дав ни единого прямого указания, все–таки добилась того, что Шазаль соорудила–таки себе «приличный» — по выражению той же Хэргал — наряд. Это было длинное, до пола струящееся, как потоки воды, платье в коричнево–золотистых тонах, облегающее девушку, как вторая кожа.

Шазаль не поверила своим глазам, когда Хэргал удовлетворенно кивнула.

— Это подойдет? — нерешительно уточнила девушка.

— Для первого раза — да. — Хэргал спрыгнула с подоконника и, направляясь к двери, сказала: — Только не забудь об украшениях, туфлях и прическе. К этому платью нужны красивые туфли на каблуке, того же цвета, что и материя… Все, я пошла. С остальным, будь добра, разберись самостоятельно. А то я так сама останусь неодетой!

— Выходи, — уже не нуждаясь в напоминаниях, сказала девушка.

Оставшись в одиночестве, она для начала облегченно вздохнула. Потом немного помучилась с дополнениями к новому наряду и, оставшись довольной своим видом, сделала себе в награду еще одну миску пирожков.

Шазаль села на лавку, слыша, как громко бьется сердце в груди.

Новое платье казалось неудобным, а каблуки — слишком высокими, но девушка уже не решилась ничего менять.

И не успела она поднести горячий пирожок ко рту, как в комнате прозвучал голос Китарлиса:

— Шазаль, дитя мое! Пора выходить. Не заблудишься?

— Постараюсь, — она вскочила, естественно, тут же наступив на подол, и едва не упала.

Оставив на лавке и вторую миску, девушка побежала к двери.

«Мне надо попасть… туда, куда зовет Китарлис», — пронеслось в голове, когда Шазаль распахивала дверь.

Первое, что она увидела, была тонкая рука деда, на безымянном пальце которой сиял ослепительно белый камень.

А потом на девушку рухнула целая лавина звуков, запахов, красок. И, забыв о недавнем страхе перед Китарлисом, Шазаль вцепилась в его руку как в единственную спасительную соломинку.

— Моя старшая внучка, Шазаль, — провозгласил тот, обращаясь к огромному залу, на пороге которого они стояли.

В ответ донеслись громкие приветственные крики.

Шазаль смутно различала, что там, за длинными столами, сидят празднично одетые люди. Слуги проворно сновали за спинами, разнося все новые и новые подносы с кушаньями, громадные кувшины…