Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Руки мужчины опускались на перила – Эмиль подмечал мельчайшее. Его последний шаг был тяжелым, но направление верным: наклон тела над перилами, перенос веса вперед. Эмилю нужно было просто продлить ход, придать переносу тяжести немного дополнительного усилия. Правая рука ухватилась за полотенце, левую руку он сунул мужчине в левую подмышку, чтобы поднять и не позволить тому повернуться.
Их движения пришлись на одно мгновение – как в танце, где тела двух умелых танцоров превращаются в одно и где один плюс один больше двух. Движения были мощными и синхронизированными, подъем и толчок были выполнены виртуозно: ноги мужчины оторвались от пола еще до того, как его мозг зафиксировал происходящее, но было поздно. Он преодолел барьер изящно, и только левая ступня печально стукнулась о сталь поручня, прежде чем исчезнуть в зимней ночи.
Эмиль вернулся в предбанник, надел ботинки, спустился на лифте на цокольный этаж, нашел выход и вышел на улицу.
Он бросил ключи в мусорный бак.
Только в метро он снял с рук перчатки.
15
Эмиль не спал уже несколько часов. Он сделал зарядку – утренняя гимнастика, как в старые добрые времена, плюс йога и тайцзи, – позавтракал, почитал книгу, а потом позвонил сын.
– Надеюсь, что смогу помочь, – сказал Эмиль, почувствовав в своем же голосе особенную настороженность. – Я не люблю давать советы, но свое мнение готов высказать, поделиться опытом, так сказать, если это уместно.
– Я вчера сказал, – продолжил сын, – ты в достаточной степени посторонний человек, а с другой стороны…
Кто он такой?
– Так или иначе, – сказал сын, обойдя тему. – Я в сложной ситуации. Вот подумал, что ты сможешь прокомментировать, ну с высоты своего жизненного опыта, и потом, вероятно, тебе приходилось в жизни принимать решения, имевшие последствия.
– Что-то стряслось? – спросил Эмиль.
– Нет, – ответил сын, а затем добавил вполголоса: – Пока нет.
Эмиль выдержал паузу.
– Ты же всегда был трудоголиком, – сказал сын.
– В общем, да.
– И работа для тебя всегда была важна.
– Очень важна.
– А если взглянуть назад, тебе когда-нибудь становилось жаль потраченного на работу времени и, если так можно сказать, всех этих жертв, принесенных на алтарь труда?
– Альтернатив я для себя не видел.
– Так я и подумал.
– Позволь спросить, о чем речь.
– О том, чем я занимаюсь:
Работа делает нас чем-то, но одновременно лишает нас чего-то. Мысль родилась спонтанно.
– Если бы ее не было, то что? – задал вопрос Эмиль.
– Чего не было бы?
– Работы.
– Не знаю, даже никогда не задумывался. Не могу представить себе жизни без нее. Без всего этого.
В горле запершило. Эмиль попытался проглотить ощущение.
– Один выбор порождает следующий, – сказал он. – Альтернативы исключаются одна за другой, и в конечном итоге занимаешься тем, чем занимаешься, и настолько хорошо, насколько это возможно.
С кем он разговаривает?
Его сын сидел молча.
– Как-то так, – начал он. – Пожалуй, мне надо идти.
Эмиль не успел ответить.
16
Неужели я действительно позвонил, чтобы спросить совета? Нет, не может быть. Наверное, я уже знал, как собирался дальше поступить. Поднялся на эскалаторе метро на улицу, прошел несколько сот метров до редакции. Светило солнце, город поднимался из снега, похожий на победителя в битве. Повсюду снегоуборочные машины лязгали о мостовые, высекая искры из булыжника.
Поздоровался с Похьянхеймо и остальными, не пошел на свое место. Хутрила был у себя. Спросил у него, если ли время переговорить.
– Пожалуй, найдется минутка, – ответил он.
– Над статьей придется поработать, но она продвигается.
– Звучит неплохо.
– Есть еще кое-что.
Хутрила немного откинулся на стуле и положил ладонь на край стола.
– Подумалось, что, пожалуй, я могу перейти в отдел культуры. Или писать о гастрономии.
Шеф посмотрел долгим взглядом, его руки удерживали стол на месте.
– Тебе угрожают?
– Да.
– Домашние напуганы?
– Да.
– Что же, таково оно – быть журналистом.
– Может, и так, – ответил я. – Может, это и нормально, может, оно – часть журналистских будней, но сейчас оно не слишком уместно. Надо осмотреться.
– Ты все хорошо продумал?
– Вот именно – хорошо.
– Пожалуй, знаешь, что перевести в другой отдел – не просто, но если мы тебя переведем, то ты будешь там сидеть безвылазно и будешь работать настолько хорошо, насколько можешь, и никогда не попросишься обратно.
– Хотелось бы.
– Писать рецензии на кинофильмы всяк горазд, кроме тех, кто занимается этим каждый день.
– А я и не стремлюсь в кинокритики.
– Это и не предлагается, – сказал Хутрила, проведя пальцем по краю стола. – Я вот подумал перевести тебя писать о ночной жизни.
– Господи, о звездах?!
– Там все серьезно!
– Пустопорожняя чепуха.
– Одна из самых популярных у наших читателей.
– Потому что все они – идиоты.
– Заметь, ты сам пришел ко мне.
Да, это было более чем правдой. И люди не идиоты. Я – да. Был. Не буду больше.
– Согласен.
– Приступаешь завтра. Я сообщу в отдел о пополнении. Ты еще над чем-нибудь работаешь, кроме как над той шахтой?
– Не особенно.
– Доделай и пошли мне. Я назначу кого-нибудь, кому ты сможешь передать дела.
Я уже уходил, когда шеф сказал:
– Насчет рудника.
– Да?
– Ты вправду хочешь отказаться? У тебя имеется внутренняя информация, у тебя источники, ты был на месте, у тебя записи Лехтинена – да бог знает что у тебя есть!
Это был вопрос, которого я страшился больше всего.
И тут я понял, зачем позвонил отцу: чтобы услышать голос человека, потерявшего все.
– Так будет лучше.
Хутрила сжал губы и пожал плечами.
– Не знаю, будет ли лучше, но это твое решение.
17
Паулина сначала не поверила, но, когда я сумел ее убедить, сменила тон. Правда, он не стал теплее или, чего тут скажешь, более любящим, но вежливость в нем появилась.