разорвала бы индивидуальные связи между его представителями и ворами в законе. С этой точки зрения наиболее важной особенностью антимафиозных реформ, проведенных администрацией Саакашвили, была смена кадров в полиции и тюрьмах. Это было очень важно для того, чтобы сделать воров в законе уязвимыми относительно давления государства, эффективно устраняя буфер их безопасности и, следовательно, уменьшая их шансы благополучно справиться с наносимым ударом. Скорость и синхронность, взятые в качестве примера из лучшей международной практики, наряду с чрезвычайной жестокостью, оставшейся от наихудшей местной практики, не вызвали у воров в законе никакой заметной реакции, кроме полного исхода из Грузии в другие страны.

Движение к укрытию от преследования через эмиграцию может быть полностью объяснено эффективностью реформ в сочетании с жесткостью, с которой они были осуществлены. Однако в качестве объяснения это было бы слишком просто. В следующих трех главах я займусь анализом динамики, способности к адаптации, противоречий и недостатков воровского мира в переходный период. Это покажет, что упадок воров в законе и успех грузинской кампании по борьбе с мафией объясняются, помимо убедительности правоохранительной политики после «революции роз», многими другими факторами.

5. Организованная и реорганизованная преступность в Грузии

Однажды вечером в июле 2009 года, выходя из московского ресторана, В. К. Иваньков попал под пули выстрелившего несколько раз снайпера. Позже, 9 октября, он скончался от полученных ран. Иваньков вел экстраординарную преступную жизнь. В криминальном мире он был известен как Япончик. Родившийся в Грузии этнический русский вор в законе, в 1992 году он отправился в США, чтобы, по некоторым данным, руководить преступными операциями от имени одной из сильнейших российских мафиозных банд – солнцевской [Sterling 1994; Fincke-nauer, Waring 1998]. В Нью-Йорке он был осужден за вымогательство и провел в американской тюрьме годы, прежде чем вернуться в Россию в 2004 году. В момент убийства он был вовлечен в крупный криминальный конфликт между двумя преимущественно грузинскими группировками, одна из которых была из Кутаиси, а другая из Тбилиси. Конфликт разыгрывался в Москве (да и в других частях Европы), поскольку грузинские воры в законе покинули Грузию по причине тамошней антимафиозной политики.

Несмотря на то что воры в законе в принципе представляют собой эгалитарную сеть мафиозных боссов, этот конфликт, по-видимому, происходил между двумя централизованными, иерархически упорядоченными группами. Он позволил заглянуть в меняющуюся организационную структуру воров в законе, увидеть альянсы и разногласия, боссов и зависимых от них членов, а также порядок соподчиненности. Он показал, что преступные группы, как и другие организации, не организовываются единообразным, статичным образом, а изменяют свою структуру в соответствии с целым рядом факторов, включая тип деятельности, напряженность внутри криминальных рынков, конкуренцию и усилия правоохранительных органов [Mclllwain 1999; 2001; Zhang, Chin 2003; Hill 2006; Morselli 2008]. Таким образом, структура в организованной преступности есть не данность, а переменная. Гуров утверждает, что воры в законе имели высокий уровень организации, позволявший создавать информационные потоки и эффективно наказывать нарушителей правил. Он пишет:

Воры в законе постоянно контролировали друг друга, были в курсе всех событий независимо от того, где в это время находился член группировки… В основе сплоченности членов группировки лежали прежде всего их организованность и безальтернативные санкции за нарушение неформального «закона» [Гуров 1995: 109–110].

В этой главе мы покажем изменения в этом уровне сплоченности и его значимость для понимания устойчивости мафии к давлению государства.

Структура воровского мира

Многие авторы, пишущие о российской и постсоветской организованной преступности, видят аморфный «криминальный мир» или «систему организованной преступности», развращающую целые общества и поколения [Sterling 1994; Oleinik 2003; Nordin, Glonti 2006]. По мнению Олейника [Oleinik 2003], криминальный мир, основанный на криминальной субкультуре, стал «конгруэнтным» постсоветскому обществу с точки зрения формирующих его ценностей и установок. По мнению Долговой, российская организованная преступность – это качественно новое явление, отличное от тесно связанных преступных объединений или преступных организаций в других частях мира. В отличие от них, она является «сложной системой» и «обществом», которые имеют свои собственные правила, службу безопасности, суды и политику. Она привлекает множество молодежи, структурирует общество и влияет на более широкие социальные отношения [Долгова 2003: 370]. Она походит на всемогущее мафиозное государство, выглядывающее из-за фасада законной власти [Darchiashvili 2006].

Возможно, это не так фантастично, как может показаться на первый взгляд, ведь воры в законе видят себя лидерами широкого, транснационального преступного мира. Долгова пишет: «Интервью с семнадцатью “ворами в законе” и “авторитетами” показали, что они считают себя лидерами не просто членов конкретных криминальных формирований или криминальной среды мест лишения свободы, но широкой криминальной среды» [Долгова 2003: 359]. Конечно, воры в законе существовали по всему Советскому Союзу, исторически были связаны друг с другом и считали своим долгом распространять «воровскую идею» – свою идеологию.

На представленном ниже рис. 5.1 показано, как мафиози (хорошлаки или кай бичеби), надзирающие за порядком (шестерки) и бойцы (боевики) составляют организованные преступные группы, управляемые контролерами (макурэбэли, или смотрящие) от имени воров в законе. Сами воры в законе искали покровителей в политике или правоохранительных органах (см. главу 4) и связывались с другими ворами, которые, в свою очередь, возглавляли организованные преступные группы (ОПГ на рисунке ниже).

Рис. 5.1. Структура «воровского мира» за пределами тюрьмы.

Источник: [Glonti, Lobjanidze 2004: 163]

Воры в законе координировались как через институты общего фонда, общака, воровских «судов», или сходок, так и индивидуально. Сложившаяся в тюрьме иерархическая структура стала воспроизводиться вне тюремных стен. Группы, управляемые ворами в законе, больше походили на структурированные мафии с организованными преступными группировками и братствами (по-русски – братва), состоящими из мафиози, которые были подчинены криминальным авторитетам. «Смотрящие» следили за финансами групп, находящихся под руководством вора в законе, и собирали взносы для общака. Однако, в отличие от итальянских мафиозных группировок, те, чей статус находится ниже уровня воров в законе, не считаются им равными и не проходят никакого ритуала инициации до тех пор, пока не достигают высшей ступени [Varese 2001; Paoli 2003]. Это отличительная черта воров в законе. В отличие от комиссии боссов, создаваемой в целях координации между «семьями», как на Сицилии, воры в законе были готовой сетью боссов, которые формально следовали одному и тому же совместно созданному набору правил, объединяли ресурсы, собирались на встречи и координировали свою деятельность. Эта сеть воров высшего уровня выглядит организационно плоской, и каждый отдельный вор в ней формально равен любому другому.

Отметим здесь и в связи с вышеприведенным рис. 5.1