После исключения из партии Николаев через свою жену якобы попросил Кирова помочь ему. Киров выполнил эту просьбу, и Николаев был восстановлен в партии[270]. В гл. 10 при обсуждении мотивов убийства Николаева мы еще вернемся к отношениям между Кировым и Мильдой Драуле.

Другая ключевая тема, рассматриваемая в мемуарах, особенно перебежчиков, — слухи о том, что Сталин отдал приказ совершить это убийство. Одним из таких обвинителей Сталина был Вальтер Кривицкий, бывший сотрудник советской военной разведки, оставшийся в США в 1937 г. В Америке он выдал информацию о советских секретных службах и опубликовал ряд статей в газете «Saturday Evening Post», которые позднее объединил в книге «In Stalin's Secret Service»[271].

Хотя Кривицкий напрямую и не утверждал, что за этим убийством стоит Сталин, однако указывал на некоторые обстоятельства, которые он считал подозрительными. Он сравнивал убийство Кирова с расправой Гитлера над группировкой Рема и Штрассера в июне 1934 г., допуская, что именно это событие подвигло Сталина на убийство Кирова. Кроме того, он полагал, что у Сталина были свои причины для мести Кирову, т. к. последний в ходе расследования дела Рютина якобы выступил против его намерения осуждать на смерть старых большевиков. Кривицкий также упоминал, что незадолго перед убийством Николаева арестовали и нашли при нем револьвер, однако потом его освободили. При этом никаких объяснений, почему Сталин столь благосклонно отнесся тогда к освобождению Николаева Ленинградским управлением НКВД, не приводилось. Однако как мы знаем, Сталин (по крайней мере внешне) был очень недоволен этим событием[272].

Как отмечал Кривицкий, атмосфера в НКВД вокруг убийства Кирова «была окружена особой тайной». Он якобы спросил начальника иностранного отдела НКВД Слуцкого, верит ли тот в участие в убийстве Ленинградского управления НКВД. На это Слуцкий ответил ему, что лучше всего будет не проявлять никакого интереса к этой истории: «Если можешь, то держись подальше от этого дела»[273]. По имеющимся данным, в то время Кривицкий находился в Голландии[274]. И поэтому он просто не мог получать какую-либо информацию из первых рук о событиях, происходящих в Советском Союзе. В целом он основывает свои утверждения на слухах, которые он слышал во время своих поездок в Москву, а также на утверждениях, представленных в «Письме старого большевика»[275].

В 1945 г. один перебежчик из числа советских дипломатических работников, Александр Бармин, опубликовал книгу, в которой намекал, что за убийством Кирова стоял Сталин[276]. Однако в автобиографии, опубликованной в 1938 г., он об этом ничего не говорит[277]. Бармин не располагал какой-либо информацией из первых рук по делу об этом убийстве и не написал ничего, что не было бы ранее упомянуто в «Письме старого большевика», статьях Кривицкого в «Saturday Evening Post», а также в расшифрованных стенограммах московских показательных процессов 1936-1938 гг.[278]

Виктор Кравченко, бывший сотрудник советского торгового представительства в Вашингтоне, стал невозвращенцем во время войны, вскоре после этого он опубликовал книгу «Я выбрал свободу», в которой хотя и комментировал убийство Кирова, однако не упоминал о причастности к нему Сталина. Напротив, он пишет, что убийство потрясло Сталина: «Из всего его последующего поведения можно было предположить, что Сталин был очень встревожен этим и находился в состоянии, близком к панике»[279].

Свои очень интересные свидетельства об этом убийстве приводил другой перебежчик, Генрих Самойлович Люшков. Дело в том, что Люшков в 1934-1936 гг. был заместителем начальника секретно-политического отдела НКВД и 2-30 декабря 1934 г. находился в Ленинграде[280]. Он прибыл в Ленинград из Москвы на следующее утро после убийства вместе с Аграновым и другими сотрудниками НКВД на том же поезде, который привез Сталина и других членов высшего политического руководства СССР. Люшков вел допросы ряда важных свидетелей по этому делу, в т. ч. жены Николаева Мильды Драуле[281]. Таким образом, он являлся непосредственным участником расследования этого убийства. Позднее Люшков был назначен начальником Дальневосточного управления НКВД и перебежал в Японию. В Японии его допрашивали сотрудники японской секретной полиции, также он давал интервью и печатал статьи в японской прессе[282]. В гл. 10 мы рассмотрим его свидетельства более подробно.

Характер и ценность работ этих мемуаристов как источников информации очень различны. Некоторые из них просто воспроизводят слухи, другие же выдвигают собственные версии или строят предположения по поводу этого дела. Иногда информация приводится теми, кто были непосредственными свидетелями драматических событий, поэтому они могут считаться ценными источниками информации (хотя и к их рассказам следует относиться критически). Примерами являются работы Рослякова и Люшкова. Многие же авторы приводят информацию, полученную ими из вторых и третьих рук, черпают ее из слухов или же просто сами придумывают факты. К такого рода свидетельствам относятся многие работы перебежчиков. Одним из ярких примеров подобных сочинений является книга Елизаветы Лермоло «Лицо жертвы», изданная в 1955 г., в которой автор утверждала, что располагает ценными сведениями об этом деле; по ее словам, она лично знала Николаева и якобы разговаривала со многими людьми, которые были свидетелями убийства Кирова. Мы еще вернемся к этому вопросу в гл. 8. Другой работой, которой было суждено сыграть очень важную роль (не в последнюю очередь как источника данных для историков, описывающих убийство Кирова), является книга Александра Орлова «Тайная история сталинских преступлений», вышедшая в свет в 1953 г.[283]