– Твой отец профессор в колледже? – спрашивает Аврора.

– Да, физика. И мама тоже. Социология.

– Ох. Мой отец банкир, – говорит Аврора. – А отец Рейчел известный певец. Фредди Рикс.

Я опускаю ложку от удивления.

Аврора ухмыляется.

– Я сразу его узнала: видела его концерт в Барселоне два года назад.

Джейк таращится на меня.

– Не может быть.

А я надеялась, все узнают не так быстро.

– Извини, – говорит Аврора. – Я должна была позволить тебе самой сказать. Но он кажется хорошим, и я думаю: а что, если Рейчел была в Барселоне? Может, мы уже бывали в одной комнате прежде. Разве это не удивительно?

– Ну… – Я кладу в рот мороженое, тяну время. Рассказывать людям свою историю – этого я боялась. То есть я бы хотела, чтобы мой отец когда-нибудь возил меня в Барселону.

– Что? – спрашивает Джейк. – Твой отец придурок?

«Зависит от того, у кого ты спрашиваешь».

– Моя история не поспособствует непринужденной беседе. Я все думала, как рассказать.

Они оба улыбаются мне, и мне приходится принимать быстрое решение о том, как много из сумасшествия последнего времени я готова открыть им.

– На самом деле я не живу с отцом, – начинаю я, ком встает у меня в горле. – Но моя мама умерла около двух месяцев назад.

– О, дорогуша, – вздыхает Аврора, кладя руку мне на плечо.

«Великолепно», – теперь я заставлю всех грустить.

– Видите? Надо было сказать: «Я из Орландо».

За большими очками голубые глаза Джейка серьезно моргают.

– Ты не, э, говорила об этом раньше.

Момент тишины. Затем Аврора подскакивает.

– У меня телефон звонит. – Она отходит, оставляя нас одних.

Джейк трет лоб.

– Я жаловался насчет заявок в колледж. Теперь это кажется глупым.

– Нет, – хрипло отзываюсь я. – Ты был таким вежливым, я не знала, как сказать.

Он опускает голову.

– Ты говорила, что лето выдалось тяжелое. Я просто не думал, что…

– Знаю. – Мое второе имя должно быть «Неловкость». – Слушай, мне было приятно читать письма не о том, что люди умирают. Мне это было нужно.

Он поднимает подбородок и изучает меня.

– И, просто чтобы ты знал, я правда переживаю, что провалю прослушивание. Это была чистая правда.

– Ты не провалишь, – уголки его рта изгибаются. – Вселенная в долгу у тебя.

– Не уверена, что это так работает.

– Но должно. – Он улыбается, и это такая приятная улыбка, что мне просто хочется забраться в нее и там поселиться.

* * *

Той ночью мы с Авророй лежим в наших экстрадлинных односпальных кроватях, разговаривая в темноте. Я узнаю, что Аврора – тоже единственный ребенок, а ее родители развелись, когда ей было шесть.

– Как умерла твоя мама? – спрашивает Аврора.

– Рак груди. Она поборола его однажды, когда мне было десять. Но не в этот раз.

– Ужасно.

В темноте всегда легче разговаривать.

– Конец наступил внезапно. Люди говорят, могло быть и хуже. Она не мучилась.

– Твой папа очень милый.

Приятно слышать это. Но поменяла бы она свое решение, если бы я сказала, что познакомилась с ним лишь несколько недель назад? Я не говорю ей, потому что мне стыдно. И не за Фредерика. Когда ты не видишь отца семнадцать лет, часть тебя верит, что причина тому ты сама.

Когда-то я старалась понять, что со мной настолько не так, что он не хочет встречаться.

До сих пор стараюсь.

– Какой он? – спрашивает Аврора. – Как он развлекается?

«Какой замечательный вопрос», – я прокручиваю в голове все детали того, что читала о нем за годы.

– Он любит пляж. – Я видела его фотографии с серфинга в Австралии. И как он бродит по Средиземному побережью на юге Франции. – Никогда не жила с ним до этого лета, – добавляю я, чувствуя себя виноватой за вранье. – Мои родители жили за три тысячи километров друг от друга. – Жили. Прошедшее время никогда не будет звучать правильно.

– Но твой отец хорошо к тебе относится с тех пор, как умерла мама?

– Да, хорошо. – И это правда, хотя я и не рассказываю всю историю. Люди всегда будут предвзято хорошо относиться к Фредерику. У его фан-страницы на «Фейсбуке» миллион «мне нравится».

– Я думаю… – Аврора делает паузу. – На испанском мы говорим: no hay mal que por bien no venga. Это значит «не существует зла, которое не приносит немного добра».

– Хорошая поговорка.

– Твоя жизнь сейчас – волшебная сказка, – говорит Аврора. – Мать умирает, и тебя отправляют к отцу, королю далеких земель.

– В любую минуту могут появиться тролли и драконы, – замечаю я.

– Может быть, – соглашается Аврора, ворочаясь в кровати. – И злая мачеха. У меня есть. – Она замолкает на мгновение. – Но у каждой сказки справедливый конец, Рейчел. Гарантировано.

Я смеюсь в темноте, надеясь, что это правда.

Следующим утром я встречаю доктора Чарльза, пожилого школьного консультанта, который вручает мне расписание.

– Не стесняйтесь, мисс Рейчел, – говорит он. – Мы еще пообщаемся, когда вы будете подавать заявление в колледж.

Я совсем не готова к этому.

Однако список уроков мне нравится. Я пишу Джейку, чтобы сообщить, что у меня будет русская литература: «Часы за «Анной Карениной» проведены не впустую».

Он отвечает: «Ботаны мира, объединяйтесь».

У нас с Авророй три общих курса: государственное устройство, физика и математика. Приятно быть знакомым с еще одним новичком-выпускником, когда ищешь дорогу в красивом кампусе, пытаясь отыскать каждый новый класс.

Когда начинаются занятия, я понимаю, что «Клэйборн Преп» и правда на высоте. Учителя говорят быстро и никогда не повторяют, а отлынивающих от уроков куда меньше. Худшее по поведению, что я заметила в первую неделю, – ученики тайком проверяют телефон во время урока.

А домашние задания! Даже в первую неделю они оказались огромные.

Мы с Авророй всегда ходим в столовую Хабернакера вместе. Мне нравится эта формальность из старого мира. Стулья большие и тяжелые, словно деревянные троны. А вдоль стен выстроились банкетки с сиденьями из красной кожи.

Это хорошие места. Но так как деревянные столы до смешного длинные, если хочешь занять свободное место в центре на скамье – придется либо лезть под столом, либо идти прямо по сиденьям за спинами обедающих.