С удивлением я обнаружила, что мое тело продолжает уменьшаться в размерах. Каждый вечер мы с Дино бывали в новом трактире за городом, то в Кьянти, то на холмах к югу от Флоренции. В простых, ярко освещенных деревенских заведениях или городских ресторанах, похожих на пещеры, с висящей на стенах ветчиной; и там, и там кормили потрясающе. Часто мы проводили вечера в «Нелло», где Дино так долго болтал с официанткой, что я все думала: вот сейчас она возьмет стул и сядет вместе с нами.

Иногда к нам присоединялись его друзья, и всю первую перемену блюд Дино переводил мне их слова, пока беседы не становились все жарче, – тогда он передавал мне лишь общий смысл.

– Как обычно, amore, когда собираются итальянцы, они говорят только о еде!

Казалось, никто был не против, чтобы он целовал и ласкал меня прямо за столом. Наоборот, им это нравилось, и они целовали мне руку на прощание и хлопали его по спине, поздравляя: «Grande Dino!»[81] Я уже не стеснялась демонстрировать наши отношения.

Были ли мы одни или с друзьями, блюда всегда приносили одно за другим, все в маленьких овальных тарелках; даже паста подавалась изящными небольшими порциями, разрушая мои стереотипы об итальянской еде и о том, что если будешь есть много блюд, то поправишься. Я всегда думала, что итальянская кухня – это паста, паста и еще раз паста. Ну, для разнообразия, еще и пицца. И все это – калорийные бомбы, так?

Так, да не так.

Благодаря Дино я узнала, что итальянцы и вправду ели пиццу и пасту, но они ничем не напоминали те, что я пробовала в Северной Европе и Америке. Порции пасты были небольшими, корж пиццы – тонюсеньким, в ее начинку не входили тефтели или куски жареной курицы и тем более, ананас. Обычно итальянский обед или ужин состоял из нескольких перемен блюд. Сначала – antipasti – закуски, порции которых также были намного меньше, чем в меню наших ресторанов. Затем primi – первое блюдо: паста, ньокки или ризотто. Хотя ризотто, будучи не тосканским блюдом, редко встречалось в меню. Далее шли secondi – мясо или рыба с гарниром из овощей на гриле или салатом на отдельной тарелке.

Наконец, dolci – десерт – и маленькая чашечка черного кофе. Мы называем его эспрессо, а итальянцы – просто caffé. Мы всегда заказывали все блюда, но самое любопытное было то, что в конце ужина я никогда не чувствовала, что переела, – лишь ощущала приятную сытость.

В компании Дино, шутя и флиртуя между переменами блюд, я ела медленно, растягивая каждое блюдо и удовольствие от общения. Мозг успевал осознать состояние сытости, и я не переедала. Я снова интуитивно чувствовала, когда пора остановиться. Раньше я и помыслить не могла о том, чтобы отказаться от тирамису, но теперь предпочитала фрукты или вовсе ничего. Мы ели в основном салаты и овощи, а Дино объяснил мне, что такое количество вкусов на столе стимулирует и насыщает вкусовые рецепторы.

Теперь окна моей квартиры были распахнуты, и с улицы долетали голоса соседей и запахи, отчего у меня текли слюнки. Приготовление еды неизменно сопровождалось мелодичными разговорами итальянцев, шипением сковороды, бульканьем кипящей воды, но главное – это смешение всех этих ингредиентов и вкусов. Мне хотелось попробовать новые овощи, которые я увидела на рынке, и иногда я целое утро чистила фасоль, чтобы приготовить ее на обед для Дино, вместе с сыром пекорино, как советовал мне Антонио.

Каждое утро я отправлялась на разведку на рынок, чтобы Антонио наполнил мою корзину плодами нового сезона: фиолетовым цикорием и горьковатой, темной дикой рукколой. Я научилась жарить цикорий и тушить его с лимоном и чесноком. Еще я делала салат из дикой рукколы с ломтиками превосходного пармезана, который покупал для меня Дино. Я регулярно готовила томатный соус по рецепту «артистичного слесаря» и теперь расхрабрилась настолько, что собиралась добавить туда порезанные кубиками пассерованные овощи – лук, морковь и сельдерей.

Это был священный триумвират итальянской кухни, основа многих блюд. Антонио объяснил мне, что лук делал блюдо более насыщенным, морковь добавляла сладости, а сельдерей – изысканный привкус, который японцы называют «умами».

Дино никогда не оставался на ночь, хотя мы и проводили вместе все вечера и он частенько заходил ко мне днем. «Любовь по вечерам» удавалась мне все лучше. Однажды Дино застал меня, когда я пыталась заменить гвоздик, выпавший из стены. Отобрав гвоздь, он сам вставил его на место и повесил упавшую картину обратно на стену. Затем взял мое лицо в ладони и медленно произнес:

– Amore, ты ведь можешь обратиться за помощью. Ты не одна – я же здесь.

Я не одна. Я так привыкла делать все самостоятельно, к тому же после истории с Надером не представляла других отношений с мужчиной. Неужели Дино и вправду всегда будет рядом?

– Идем, amore, – сказал он, ведя меня за собой. – Я хочу показать тебе кое-что особенное.

Подъехав к Пьяццале Микеланджело, Дино припарковался в дальнем углу стоянки и выскочил из машины, чтобы открыть передо мной дверь. Подведя меня к каменным перилам, он указал на сад внизу, весь в клумбах с высокими ирисами. Они были больше моей ладони и переливались самыми невероятными оттенками: огненно-рыжие, как языки пламени, с белой сердцевиной; чернильно-синие; белоснежные, как фата невесты, с несколькими слоями лепестков; был даже один черный, с загадочной бархатной текстурой.

– Флорентийский сад ирисов, ты должна это видеть! – объявил Дино, ведя меня к железной калитке в углу. – Он открывается всего на две недели в году!

Giaggioli манили меня. Я повернулась, чтобы взять его за руку, но он вернулся в машину и сказал, что у него встреча.

– Помни, amore, – крикнул он в открытое окно, заводя мотор. – Ты не одна!

С начала моего романа с Дино я не написала ни слова. Каждый день я придумывала отговорки, но правда была в том, что Дино завладел большей частью моего времени. Он либо был со мной, либо обещал приехать, а потом опаздывал на несколько часов или вовсе не появлялся. Теоретически, это ничего не значило, ведь я все равно сидела дома и писала. Но я ловила себя на мысли, что не могу сосредоточиться, ожидая встречи с кем-то – будь то Дино или кто-то еще. Чтобы с головой уйти в книгу, мне нужно было, чтобы какое-то время меня никто не трогал, а обещание Дино приехать мешало сконцентрироваться. Я решила стать менее доступной и уделять больше внимания повседневным ритуалам и работе над книгой.

И вот, в следующую субботу утром я отправилась на необычную прогулку по Сант-Амброджо вместе со своим соседом Джузеппе. Сначала мы зашли выпить капучино у Изидоро. Дойдя до «Чибрео», я села за свой обычный столик, Джузеппе – напротив.

За соседним столиком сидела пожилая пара и наблюдала за нами. Они поприветствовали Джузеппе. Женщина была маленькой и кругленькой, с темным каре и в круглых очках. Зорким взглядом она осматривала помещение.

Мужчина же был высоким и долговязым, с седыми волосами и сидел, развалившись на стуле. Джузеппе представил их как Бетси и Джеффри, американских художников. У них был домик в деревне в пригороде Флоренции, где они проводили по полгода. У Бетси был акцент Восточного побережья, и она рассказала мне, что как раз недавно они открыли новый сезон. С Джузеппе они разговаривали по-итальянски: Джеффри медленно, растягивая слова, а Бетси – так быстро, что я едва поспевала за ней. Джеффри был художником, объяснил мне Джузеппе, а Бетси занималась керамикой, в основном крупными горшками, которые, по словам моего соседа, были «дикими».