Вот так всегда. Когда нужны служивые или транспорт, никого нет. За нанятую пролетку из своего кармана платить надо. Учитывая, что адреса как минимум три, времени уйдет полдня, сумма получится изрядная.

Павел хлопнул себя по лбу. Как же он мог забыть. Сегодня воскресенье, у него назначено свидание с Настей на одиннадцать часов. Не успеет! Сегодня он в форме. Вышел на тротуар, поднял руку. Улыбнулся. Так сейчас такси или «левого» частника останавливают. За два века не изменилось ничего. Вот и сейчас лихо подкатил извозчик.

Ехали на Лахтинскую. Жандарм, сменившийся с дежурства, придремывал на сиденье. На дежурстве спать не положено, если «застукают», на первый раз могут понизить в должности, на второй раз увольнение со службы без пансиона. А для жандарма с выслугой в двадцать лет пансион 96 рублей в год – деньги солидные.

Первый адрес как раз Фатеева, у околоточного надзирателя он вызывал наибольшие подозрения. Едва не опоздали. Подъехали к дому, а из калитки выходит собственной персоной Фатеев. Павел его сразу узнал по описанию и черно-белому фото в карточке. Низкий лоб, близко посаженные звероватые глаза, черная борода.

Увидев жандармов в форме, Фатеев снова открыл калитку и шагнул во двор.

– Стоять! – закричал Павел.

Извозчик решил, что кричат ему, натянул вожжи. Пролетка замерла. Придремавший было жандарм вскочил от крика и остановки. Фатеев от окрика бросился бежать к дому. Жандарм выстрелил в него, к счастью, попал в ногу. У жандарма был «Смит-Вессон», русская модель, стандартный, с длинным стволом.

Калибр серьезный, 44-й русский, как он был известен в мире. Или 10,67 мм. Свинцовая пуля его пробивала 3–4 дюймовые, составленные подряд, сосновые доски. У Павла револьвер с укороченным до 167 мм стволом для скрытого ношения под одеждой.

Павлу Фатеев нужен был живым, чтобы дать показания. Уголовник завопил, упал. Павел подбежал к нему.

– Почему убегал, не остановился? Сейчас был бы цел и невредим.

– А не пошел бы ты своей дорогой!

– Скажи-ка, вчерашнее убийство жандарма на Барочной улице твоих рук дело?

– Не помню, пьяный был!

А сам глаза в сторону отвел. Темнит! Или сам убил, или присутствовал. Вполне может быть, что с подельником был.

– Вставай, в отделение поедем.

– Перевязать бы меня, кровью изойду.

– Никто плакать по тебе не будет.

– У меня права!

– Ишь ты! Поднимайся!

Фатеев сделал попытку встать, Павел подхватил его за локоть, чтобы помочь. И почувствовал резкую боль в бедре. Посмотрел вниз, а из середины бедра нож торчит.

– Ах ты, тварь!

Не удержался Павел, ударил кулаком Фатеева в зубы. Тот завопил громко, чтобы слышали в доме, на улице.

– Жандармы бесчинствуют! Избивают невиновного! А-а-а!

– Михайлов, подойди!

Это Павел жандарму. Тот у калитки стоял и целился в уголовника.

– У тебя есть чем перевязать?

– Нет.

Выручил извозчик. Когда стрельба началась, он с козел спрыгнул и прятался за пролеткой. Из-под козел вытащил небольшой деревянный сундучок, протянул полоску холстины, свернутую трубочкой. Видимо, попадал уже в передряги. Не бинт, но вполне сгодится. Михайлов выдернул из бедра Павла нож, перевязал поверх штанины.

– Лишь бы не загноилась рана.

– И меня перевязать! – заныл Фатеев.

Тут уже Павел вмешался:

– Перевяжем, если скажешь, за что убил Сорокина.

– Не знаю такого.

– Жандарм на Бочарной.

– А чего он привязался? Покажи, что в мешке!

– А что в мешке было? Краденые вещи?

Фатеев отвернулся и замолчал. Понял, что сболтнул лишнего.

– Ладно, перевяжи его. Надо, чтобы на суде показания дал.

– А вот это видели?

Фатеев свернул кукиш. Михайлов не выдержал, ударил его кулаком под дых. Убийца стал хватать ртом воздух, не в силах вдохнуть.

– Ты, тварь смердящая! Откажешься на суде показания давать, я тебя лично при конвоировании пристрелю при попытке к бегству.

Жандармов было и так не много, на всю империю 6808 человек. И почти каждую неделю в сводках появлялись сообщения об убийствах чинов Отдельного корпуса жандармов.

Убийцу повезли в Тюремный замок, где располагалась лечебница. Место это было известно еще и тем, что здесь в 1864 году появилась первая фотостудия, где фотографировали заключенных. И только через три года подобная студия появилась в Москве. Даже Д. И. Менделеев принял активное участие в технологии проявления фотоснимков.

Сдали в лазарет раненого, тюремный врач осмотрел рану на бедре Павла.

– Голубчик, я сейчас обработаю, и надо дать ноге покой на несколько дней. Для вашего начальства я выпишу справку.

Пришлось снимать штаны и ложиться на кушетку. Врач обработал рану, ушил, забинтовал.

– Одевайтесь. И каждый день на перевязки!

Павел с Михайловым вернулись в отделение. Михайлову надо писать рапорт о применении оружия. А Павлу – рапорт о задержании убийцы. Воскресенье, а Мезенцев на месте. Едва Павел вошел в кабинет, Николай Владимирович сразу заметил прореху и окровавленную брючину.

– Вы ранены?

– Убийца ударил ножом. Фатеев, это убийца, тоже ранен жандармом Михайловым. Тюремный врач помощь мне оказал.

– Присаживайтесь и докладывайте.

Непривычно. Мезенцев ходит, а подчиненный сидит. Павел доложил в подробностях.

– А что за мешок у Фатеева был?

– Молчит.

– Надо полицию запросить, были ли позавчера ограбления или кражи. Но это уже не вам. Даю неделю отдыха. А сейчас жду от вас письменный рапорт.

– Он готов, господин генерал.

Мезенцев любил, когда к нему обращались по званию. До генерала не каждый чиновник дорастал.

А Павел получил неделю отдыха.

На свидание опоздал, за задержанием убийцы и отчетом начальству времени прошло много. Посмотрел на часы – три пополудни. Настя может обидеться. Жалко, если не простит, девушка ему понравилась. Конечно, не предупредить, не прийти, это свинство. Но и его вины не было из-за происшествия чрезвычайного.

Пару дней отлеживался, ездил на перевязки. На третий день с утра сначала попросил извозчика остановиться у здания бывшей Александровской женской гимназии, а ныне Бестужевских курсах. Сидел в пролетке, подняв воротник пальто и надвинув шапку на глаза. А все потому, что курсы недалеко от Охранного отделения, и сотрудники, спешившие на службу, могли его опознать. Не криминально, но неприятно. Павел на службе не появляется из-за ранения, а на свидание может? Чередой пошли девушки. Приходилось старательно вглядываться, чтобы не пропустить Настю. Вот и она, опознал по шубке. Когда приблизилась, окликнул: