только что огласила как королева, ты в порядке? Твоя депрессия, твоя усталость?

— Со мной все в порядке. У меня нет токсикоза или чего-то еще. Мой врач уже какое-то время прописывала мне самую низкую дозу лекарства от депрессии, и она сказала, что это не причинит никакого вреда ребенку. Я совершенно здорова, просто постоянно хочу есть. Как всегда.

Его рот дернулся, и Эни почувствовала, будто выиграла главный приз. Он тяжело вздохнул.

— Я вырыл нам большую яму, из которой можно выползти, как ты думаешь?

— Что ж, нам понадобились мы вдвоем и стена, чтобы сделать этого ребенка, поэтому немного самонадеянно думать, что все зависит от тебя.

— Значит, это был наш первый раз?

— По моим расчетам, да. Думаю, мне следовало сказать тебе, что тому презервативу в моей сумке уже несколько лет. Я… я просто хотела тебя… так сильно нуждалась в тебе в тот вечер, что даже не подумала, что презерватив может подвести.

— Я тоже очень нуждался в тебе.

Он провел слегка дрожащей рукой по волосам, прежде чем снова посмотреть на нее.

— Ты выслушаешь меня, если я расскажу тебе, что произошло между мной и Рани?

Прежде чем Эни успела что-то сказать, он прижал руку к ее рту.

— Я хочу сказать, чтобы ты знала. Чтобы ты поняла, какое благословение ты для меня. Потому что ты была абсолютно права. Я использовал все, что случилось с Рани, как вескую причину, чтобы жить отшельником в миру. Я позволял чувству вины разъедать себя. Я не мог позволить себе признать, как я влюблен в тебя.

— Саймон… ты не обязан…

— Хотя ты должна дать мне некоторую скидку за наивность, Эни. Я не был влюблен так давно, с тех пор, как впервые встретил Рани более двух десятилетий назад. Смерть Рани лишила меня веры в себя. Я потерял себя — свои мечты, свои желания, свою радость жизни. Когда мы встретились, я просто делал все возможное ради Миры. Даже она это понимала.

Эни знала, что он имел в виду, говоря о потере веры в себя.

Однако ее молчание заставило его глубоко вздохнуть.

— Я когда-нибудь лгал тебе?

Эни покачала головой, вытирая слезы с глаз.

Саймон вскочил и обнял ее.

— Милая, пожалуйста, не надо больше слез. Я не могу это видеть. Знаешь, когда Мира появилась в нашей жизни, она спасла наш брак. И Рани. Она уже прошла через многое, пытаясь зачать ребенка. Ее карьера — даже несмотря на то, что она была на вершине, — уже не интересовала ее. Поэтому, когда появилась Мира, Рани словно обрела новую жизнь. Она завершила проекты, от которых не могла отказаться, и погрузилась в материнство. Но когда Мире исполнилось десять, все начало меняться. Рани воспитывала ее сильной и независимой, и Мира оказалась именно такой. Но Рани… тогда она забеспокоилась, начала говорить, что Мира больше не нуждается в ней. А я не воспринимал ее всерьез.

Эни покачала головой:

— Тебе не нужно объяснять это, Саймон. Некоторым женщинам нравится просто быть матерями. Некоторым нужно больше испытаний. Нет ни неправильного, ни правильного.

Саймон кивнул:

— У Рани и раньше были периоды упадка сил. Она жаловалась на усталость, на то, что ей нужно новое хобби. Я напомнил ей, что когда-то она мечтала открыть школу актерского мастерства. Мы пошли ужинать в тот вечер, только вдвоем. Она светилась, когда сказала, что знает, чего хочет.

— Еще одного ребенка? — прошептала Эни.

— Да. Сказать, что я был в шоке, было бы преуменьшением.

— Вы поругались?

— Не в тот день, нет. Я думал, она прислушается к моим доводам. Я сказал ей, что мы должны радоваться тому, что Мире сейчас десять. Пытался напомнить ей, что мы ждали, пока она вырастет, чтобы они обе могли путешествовать со мной. Она, казалось, согласилась, и с обычной мужской рассеянностью, — в голосе его звенела горечь, — я подумал, что это так.

Месяц спустя она сказала мне, что записалась на прием к новому специалисту по фертильности. Я отказался заниматься ЭКО. Я не хотел больше детей, и я определенно не хотел их за счет того, что Рани снова подвергнет свой разум и тело всем этим гормональным встряскам. Она отстранилась от меня после этого спора. Она молчала месяцы напролет. Это убило то немногое, что у нас еще было общего. Она не говорила и не вмешивалась, только хотела услышать от меня «да». И она была очень хорошей актрисой: делала вид перед Мирой, что все в порядке.

Он посмотрел на свои руки, словно не мог выдержать взгляда Эни. Как будто он все еще чувствовал стыд за свои действия. У Эни сжалось сердце.

— Я думал, что в конце концов она справится с этим. Я был занят открытием нового отеля на Сейшельских островах и редко бывал дома. Я даже спросил ее, не хотят ли они с Мирой присоединиться ко мне. Рани сказала, что у нее есть планы со старыми друзьями в Мумбаи. Она была такая жизнерадостная, счастливая, что я подумал, что она справилась. Я был дураком. Она взяла Миру с собой в Мумбаи. Когда я вернулся с Сейшельских островов, она сказала мне, что подписала договор на кинопроект, и, должно быть, тогда же посетила адвоката по бракоразводным процессам. Она сказала мне, что, если я не даю то, что ей нужно в нашем браке, то сможет хотя бы возродить свою карьеру. Как будто я когда-либо останавливал ее раньше.

— И что произошло?

— Я разозлился… не потому, что она хотела вернуться к съемкам. Но что она была настолько непреклонна в попытках зачать ребенка, что вообще не давала мне выбора. Мы сильно поссорились. Она разозлилась на меня и уехала. Через час ее машина разбилась, и она умерла. Я даже не знаю, куда она направлялась. Последнее, что она услышала от меня, было обвинение в том, что она разрушила наш брак и все, что я когда-либо чувствовал к ней.

— Мне очень жаль, Саймон. Эти слова, должно быть, мучают тебя до сих пор.

— Так и есть. Я не хочу изображать ее какой-то злодейкой, Энжел. Потому что она не была такой. Она обожала Миру.

Эни искала нужные слова, зная, что их может и не быть.

— Я бы никогда так о ней не подумала. Никто, кто знает уверенность Миры, веру Миры в одну только память о своей матери, не подумал бы так.

— Я начал считать себя монстром. Я был тем, кто отказал ей в том, чего она так отчаянно хотела. Это