— А при чем тут родители и Брежнев? — возмутился Вовка, принимавший посильное участие в шапочных делах отца.

— А при том! — водопроводчик распахнул тяжелые двери слесарки. Над верстаками был целый «иконостас»: Ленин, Сталин, Хрущев¸ Брежнев. — Вожди — они как родители. Какие есть, такими и гордиться надо! — повторил он свой тезис и обвел рукой вождей, а также примкнувших к ним Буденного, Ворошилова, Жукова и… жидкобородого Хо Ши Мина.

— А этот кислоглазый чего здесь? — удивился Домкрат.

— Самая дееспособная армия в мире — вьетнамская! — Гаврилыч многозначительно поднял указательный палец с въевшимся мазутом. — Они еще себя покажут.

Пацаны не стали лупцевать дорогого Леонида Ильича. Генсека свернули в трубочку и отдали слесарю. Пусть будет два генсека — не выбрасывать же.

Вскорости дорогой Леонид Ильич умер. За ним — еще два генсека. Настало время первых кооперативов.

Все трое к этому времени отправились в армию — не косили от службы, тогда еще не принято было.

Вовкин же отец уже «отслужил» на «химии» за ЧПД — частнопредпринимательскую деятельность и вернулся домой с бесценным жизненным опытом и улыбкой, не богатой зубами.

В подвале, опустевшем без Михаила, Ромки и Вовки, он организовал кооператив по пошиву нутриевых шапок. Впрочем, водопроводчик Гаврилыч свою слесарку с иконостасом вождей никому не уступил. Ромкин же батя, заслуженный рационализатор, пошел к кооператору гражданину Панкратову налаживать швейные машины, а заодно следить за порядком в цехе… Так «дети подземелья» первый раз потеряли подвал как свою территорию.

— Я разобьюсь в лепешку, но не будет по-вашему, — мычал Министр Носопыркин, скорее для себя, чем для Романа.

— Чего ты хочешь добиться? — Роман не скрывал недовольства. Каким этот Носопыркин был твердолобым в молодости, таким и остался.

— Ты рассуждаешь, как пацан. И живешь, как пацан, — Роман встал в бойцовскую стойку и тоже начал грузить ударами полосатый матрац типа узбекского дехканина. Романовские удары повторяли траекторию кулаков Михаила, но были хлесткими и жесткими, а не просто злыми.

— Не будет по-вашему, — Министр Носопыркин угрюмо мутузил матрац, отвечая ударом на удар. Он с утра занял подвал, застолбил свою территорию. — Не будет по-вашему, я разобьюсь в лепешку…

А «по-ихнему» должно было быть так: в бывшем детсаде, откуда, кстати, появился пропитанный детским энурезом матрац, уже давненько работал швейный цех, перебравшийся туда из их подвала. После того как «химик» Панкратов-старший отошел от дел, заправлять в цехе стал Вовка-Домкрат. Недавно он умудрился выбить заказ на пошив военной формы. Заказ очень солидный. Чего это ему стоило, каких откатов, только дьявол-искуситель знает.

Поэтому надо было расширяться, самым подходящим помещением на сегодня был подвал — обиталище их подземельной юности. К тому же место насиженное — здесь ведь шапочный кооператив старшего Панкратова работал. Затем из подвала перебрались в заброшенный детсад — там светло и не очень сыро… К этому времени Вовка Домкрат, унаследовавший дело отца-шапочника, развернулся посерьезнее.

Роман тоже был при нем. Вроде заместителя-помощника. Вел учет, все-таки за плечами техникум советской торговли. Да при необходимости мог и швейную машину отладить, и Вовкину иномарку отрегулировать.

На швейке десяток женщин из их хрущевки и окрестных домов батрачили на шапочников. В том числе и жена Михаила — беспросветная Октябрина, дочь покойного Гаврилыча. Но спрос на нутриевые шапки утих. Цех надолго останавливался…

Работа оживилась лишь с приходом моды на утконосые бейсболки и псевдовосточные бархатные халаты — Домкрат поймал конъюнктуру. С наступлением пассивного межсезонья работа затихала. Цех, заваленный ширпотребом, месяца на три-четыре закрывался.

Тогда бабы, как вьючные животные, набивали сумки своей же пошивней и разъезжались окрест. Одни торговки навязывали заморского пошиба кепки вдоль автотрассы дальнобойщикам, голодным вовсе не до бейсболок. Другие охмуряли пестротой халатов матрен из дальних хуторов. Короче, за межсезонье в цветастые халаты упаковывали всю область, а на всех дальнобойщиков нахлобучивали непатриотичные бейсболки…

— Братан, ты не понимаешь, как сложно было продавить заказ, — увещевал Роман труднодоступного Мишку. — «Военка» — это же золотое дно, это тебе не бабские рейтузы.

— А ты-то чего задницу рвешь? Как будто сам этот заказ пробил, — осадил его Михаил и обрушил серию безответных ударов на полосатый матрац.

— Миха, ты быкуешь не по делу. Работа есть работа, — старался сдерживать себя Роман. — Я не рву задницу. Да, я работаю с Домкратом.

— Не с Домкратом, а на Домкрата. Цех-то его, а не твой…

— А какая разница. Ты на своем вонючем кожзаводе на кого горбатишь? Хоть раз в глаза видел своего хозяина?

Это правда, хозяина Михаил не видел ни разу. Только знал из полунамеков якобы осведомленных людей, что их хозяин — оч-чень многоуважаемая папаха и где-то далеко заседает и что-то важное решает. Зато и Михаила уважали на кожсырьевом участке. Он был классным сортировщиком шкур. С точностью до граммов определял вес кожсырья, процент усола и усушки, наметанным глазом безукоризненно выявлял пороки шкур.

— Мне и не надо его видеть, — парировал Министр землетрясения. — Его дело — платить бабки, мое — работать.

— Вот и я о том же. Каждый занимается своим делом. Все при делах — и я при деле, и Домкрат при деле, — умиротворяюще произнес Роман, но не сдержался, добавил: — Только разные у нас дела. И ты завидуешь.

— Я завидую? Чему завидовать?! Что вы с Домкратом все соки выжимаете из наших баб? — «министр землетрясения» продолжал кипятиться. Между словами его удары были все красноречивее. Михаил уже не колошматил матрац, а просто разминал свои пальцы, пробуя их на хруст и ломкость.

Ничего хорошего это не сулило — для Романа это было очевидно… Но Роман пытался донести до своего зациклившегося друга юности:

— Слушай, Министр землетрясения, — обратился к он к Михаилу Роман, как в бесшабашной юности, — ты рассуждаешь, как обиженный пенсионер. «Соки выжимают, эксплуатируют…» Ну, если Домкрат по-свойски не будет выжимать соки из наших баб, то что?.. Давай посмотрим.

— Что смотреть! Ты как надзирателем стоишь над людьми и заставляешь их по двенадцать часов горбатиться!

Кровавые белки Михаила ворочались неестественно быстро. Высоковольтный гул его кулаков, наверное, подавлял даже сигналы сотовой связи — у Романа отключился мобильник. Вывихнутые мысли Михаила колко кристаллизовались. Что-то должно было произойти!..

— Ну, так уж и по двенадцать… — Роман отступил на шаг. — Они бы рады работать по двенадцать часов, да работа не всегда есть… Ты что, такой наив? Тебе что, надо объяснить: если они не захотят горбатиться, это будет делать другой. Вот вьеты у Домкрата работают по четырнадцать-пятнадцать часов рядом с нашими бабами. Вкалывают больше баб, а получают меньше. А ты — «соки выжимает, соки выжимает…»