Эти слова… Для моей души они прозвучали магическим заклинанием. То, что долгое время было лишь надеждой, внезапно ожило. Софи здесь! Теперь я знал это точно. Я увижу ее завтра! Наконец!

Я так крепко обнял Бетт, что бедняжка едва не свалилась в котел с супом.

Весь следующий день я с нетерпением ожидал наступления сумерек. Время не шло, оно тянулось. Вдобавок ко всему Болдуин позвал меня развлекать его, пока пришедший обувщик снимал мерку для новых сапог.

Какой мерзавец. Мне приходилось валять перед ним дурака, едва удерживаясь от того, чтобы вонзить кинжал в его сердце.

Снова и снова повторял я про себя слова Бетт. Что мне предстоит сделать. Как все провернуть. Передо мной стояло лицо Софи, лицо, знакомое с детства. Я снова видел нас в нашем постоялом дворе.

Мы отстроим его заново. Начнем новую жизнь. У нас будет ребенок.

Потом я сидел в своей каморке на голом тюфяке и смотрел, как солнце сползает к горизонту. Наконец дневной свет стал меркнуть, наступили сумерки. Пришло время отправиться на поиски Софи.

Я спустился в кухню. Бетт суетилась, как обычно, громко жалуясь на больную голову и прижимая ко лбу влажную тряпицу.

— Мне надо лечь, — причитала она. — Да еще приготовить для герцога ужин. А кто отнесет похлебку в Таверну? Хью? Какая удача! Может, ты будешь так добр…

— У меня всего лишь две руки, — пошутил я, — и один… — Я выставил палец и, принюхавшись, наморщил нос. — Кого почесать?

— Две руки? Больше и не надо. — Бетт отвела меня в сторонку. — Главное, чтобы они держались подальше от похлебки.

Она сняла котел с огня и громко произнесла:

— Отнеси его Арману, надзирателю. И прихвати кувшин с вином. Молодец, шут, выручил. — Кухарка взяла меня за руку и заговорщически прошептала: — Удачи тебе, Хью. Будь осторожен. Место, куда ты идешь, опасное. Это настоящий ад.

Я понес котелок и кувшин с вином через двор. Руки подрагивали от напряжения. У входа в подземелье стояли два стражника, к счастью, не те, что прогнали меня накануне.

— Динь, динь, динь… ужин несу, — пропел я.

— Черт возьми, и кого только они ставят работать в кухне, — проворчал один.

— Теперь все свалили на меня… шутки на десерт. Герцогу приходится экономить.

— Да уж. Раз он послал тебя, то, должно быть, совсем обнищал, — заметил второй.

К счастью, никаких вопросов задавать не стали. Один из стражников открыл тяжелую дверь.

— Будь у тебя зад покруглей да сиськи побольше, я бы с тобой спустился, — ухмыльнулся он.

Дверь захлопнулась, и я облегченно вздохнул.

Передо мной протянулся узкий каменный коридор, освещенный лишь свечами. Еще более узкая лестница в конце его уходила куда-то вниз.

Сначала потянуло сквозняком. Потом до меня донеслись звуки — лязг железа… крик… долгий, протяжный вопль… Я осторожно сделал первый шаг вниз. Сердце едва не выскакивало из груди, лоб покрылся холодным потом…

Я медленно, шаг за шагом спускался по неудобной, зажатой с обеих сторон стенами лестнице, держа в руках котел и прижимая к груди кувшин с вином.

Жуткие звуки становились все слышнее, запахи все отвратительнее — пахло горелым мясом. Вспомнился Киботос.

Бедняжка Софи. Я понимал, что если найду ее, то должен буду обязательно вытащить отсюда. Сегодня же.

Спуск наконец закончился. Я оказался в подземной тюрьме, в самом низу башни. Отовсюду воняло человеческими отходами. Я услышал крики лишившихся рассудка, ужасные стоны и пронзительные, душераздирающие вопли. Возле горящего очага лежали раскаленные добела железные инструменты.

В животе у меня свился тугой комок страха. Я вдруг понял, что не знаю, как поступлю… если найду Софи.

За деревянным столом сидели, раздевшись до туник, два солдата. Один из них, смуглый, с мощными плечами, при виде меня усмехнулся.

— Что за хрень! Ты только посмотри, кто принес нам ужин.

Я подтащил к столу котел.

— Ты Арман?

Он пожал плечами.

— Если ты наш новый повар, то герцог точно свихнулся. Где Бетт?

— Слегла, голова у нее разболелась. Прислала меня вместо себя.

— Ладно. Оставь все здесь и забери грязный котел.

Я кивнул.

— Много ли гостей сегодня в Таверне?

— А тебе-то что? — спросил второй солдат.

— Никогда здесь не бывал. — Я огляделся. — Весело тут у вас. Ничего, если я пройдусь?

— Ты не на рынке, шут. Сделал свое дело и проваливай, не задерживайся.

Уйти, так ничего и не узнав? Нет. Я понимал, что любой ценой должен задержаться и увидеть пленников.

— Перестань. Лучше позволь мне самому раздать им похлебку. Целый день рассыпал глупые шуточки да вертелся как волчок. Хочется взглянуть, как тут… — Я поставил перед ними кувшин с вином. — Неужели вам действительно так хочется возиться со всем этим дерьмом?

Арман тут же подтащил кувшин к себе и, сделав добрый глоток, передал его товарищу.

— Какого черта… — Он пожал плечами и подмигнул напарнику. — Пусть дурак получит удовольствие. Иди и бери все что хочешь. У нас тут бесплатно — только попроси.

Свернув за угол, я увидел наконец камеры, в которых держали узников. Вонь здесь стояла невероятная, почти невыносимая.

Бог мой, Софи…

Я поставил котел на пол и принялся за работу. Людей нужно было накормить, а заодно попытаться найти Софи.

Разливая по чашкам жидкую бурду, я всматривался в погруженные во мрак, схожие с пещерами камеры. Руки дрожали. Сердце гремело как тревожный колокол.

Я отнес две чаши к первой камере.

Сначала она показалась мне пустой — выбитое в скале углубление шириной в несколько футов. Ни света, ни звука. Только вонь. У меня на глазах из темноты выскользнула мокрая крыса.

Потом я увидел мерцающие во мраке глаза. Испуганные, дрожащие. Потом проступили очертания головы. И наконец я рассмотрел лицо: впалые, покрытые язвами щеки, безволосый череп, сухие бесцветные губы.

Узник подполз ко мне.

— Должно быть, я сдох, если ко мне прислали шута.

— Лучше встретиться с шутом, чем со святым Петром.

Я опустился на колени и просунул через решетку чашку с похлебкой.

Тонкие бледные руки жадно вцепились в деревянную миску. Я испытал острый приступ жалости, хотя и не имел ни малейшего представления о том, за что его бросили в подземелье. Впрочем, в Трейле, чтобы попасть в темницу, необязательно быть в чем-то виноватым.