Девушка повернулась к нему боком, и на миг шелк отчетливо обрисовал очертания ее тела. Ее груди тяжело вздымались, глаза манили, улыбаясь, мрачнея, искушая, отвергая… Гибкие руки подчеркивали ее плавные движения.

Но тут упала еще одна вуаль, и он увидел голый живот с восхитительной ямкой пупка. Ранулф оцепенел, не в силах разорвать парализующую паутину чар, которую она сплетала вокруг него.

Темп музыки опять ускорился, и он тяжело задышал, когда очередная вуаль упала на пол. Ее груди круглились над шелком, упругие, подрагивающие, ее низкий, гортанный, чувственный смех наполнил его тело трепетом вожделения. Он замер, боясь, что этот сладостный призрак исчезнет от неосторожного жеста.

Она постепенно приближалась к нему, медленно, плавно, и он, ощутив аромат изысканных духов, со страхом и надеждой протянул руку, чтобы коснуться ее. Мгновенное ощущение атласной кожи под кончиками пальцев – и она уплыла, откинув голову, почти сводя его с ума тихим смехом, обещавшим неземные утехи.

Ее ладонь погладила его по щеке, задела губы, возбудила его еще больше, до самых глубин того, что отныне казалось частью его существа. Но она тут же резко отодвинулась, далеко, в неосвещенную половину шатра: темные глаза и золотистое тело сияли на фоне кремовых шелковых стен. И он не смог вынести пустоты, которую оставил ее уход. Музыка достигла неистовых высот, и теперь ее глаза бросали вызов. Она протягивала руки, дерзко требуя ласк, а бедра вращались все быстрее.

Мощные руки притянули ее к мужской груди, крепко сжали тонкую талию. В шатре было темно, но он заметил губы, ожидавшие его поцелуя, и почувствовал голод.

Наслаждаясь каждым восхитительным моментом и стараясь его продлить, он ласкал ее груди, слегка влажные от пота. Она, казалось, мурлыкала, тихо и гортанно, при каждом его прикосновении. На миг ее глаза распахнулись и встретили его взгляд, когда он сорвал вуаль и впился в ее губы. Но тут его глаза тоже закрылись.

Музыка постепенно затихала, словно музыканты понимали, что происходит в шатре.

Лайонин отдалась на волю сильных рук Ранулфа. Он снова коснулся губами ее уст, на этот раз нежно, наслаждаясь вкусом и ощущениями. Язык обвел края зубов, не пропуская ни единой неровности. Агонизирующая медлительность, с которой он наслаждался ее слабеющим телом, возымела действие: она будто умирала под сладостной пыткой. Он прикусил ее нижнюю губу, как редкий экзотический плод, лизнул уголки рта и снова смял ее губы яростным поцелуем, упиваясь изысканным нектаром.

Лайонин притянула его к себе, ближе, еще ближе, скользнув ладонью по мощным мышцам его спины, восхищаясь сдержанной силой. Она до безумия хотела ощутить под ладонями его гладкую смуглую кожу. Он что-то шептал ей на ухо: тихие, непонятные слова, нечленораздельные и все же исполненные великого смысла.

Должно быть, именно нестройный аккорд, раздавшийся за стенами шатра, привел Лайонин в чувство. Помог осознать, что она не крестьянская девушка, а нежеланная жена Ранулфа. Он пытался овладеть простой девчонкой, которая танцевала для него, но отказывался ласкать жену. Она вспомнила о гордости львицы. И поняла, что не сможет отдаться ему под чужой личиной.

Лайонин взяла себя в руки, отказалась услышать слова любви, поддаться чарам поцелуев. И разжала руки так стремительно, что он не сразу опомнился и сообразил, что ее уже нет в шатре. Лайонин бежала так отчаянно и быстро, что не смогла сразу остановиться. Давно копившиеся слезы хлынули проливным дождем. Она проклинала себя. Почему прикосновение этого мужчины настолько воспламенило ее? И как он посмел так нежно ласкать крестьянскую девушку, совершенно ему безразличную?

Мод нашла ее и помогла умыть распухшее лицо и переодеться. Женщины молча вернулись в лагерь. Мод старалась держаться между Лайонин и темным шатром Ранулфа, откуда не доносилось ни звука. Только долгое знакомство и понимание мужской натуры помогло Мод успокоить его ярость и помочь Лайонин избежать наказания.

Лайонин прерывисто вздохнула во сне, и Мод осуждающе покачала головой.

На рассвете Мод отослала Лайонин за водой. Скоро появится Ранулф и легко узнает, какая из четырех женщин танцевала перед ним вчерашней ночью. Все, что она могла сделать, – оттянуть неизбежное.

Лайонин так и не смогла привести в порядок свои мысли. Машинально вытаскивая ведра из пруда, она не услышала конского топота. И прежде чем смогла опомниться, оказалась прижатой к тощему телу. Костлявые руки бесцеремонно полезли ей под юбку, слюнявые губы прижались к губам, обдавая ее вонючим дыханием. Девушка принялась брыкаться и царапаться.

– Сэр Генри! – окликнул знакомый смеющийся голос. – Поверить не могу, что столь благородный рыцарь, как вы, не умеет обращаться с женщинами!

Старик отпустил ее. Она обернулась на голос, надвинула на лицо капюшон и осторожно подняла глаза. Перед ней стоял Джеффри.

– Леди! – пренебрежительно фыркнул сэр Генри. – Всего лишь крестьянская девчонка!

– А по-моему, сэр, – с едва скрытым презрением заметил Джеффри, – каждая красивая женщина – леди.

Лайонин благодарно улыбнулась.

– Понимаю, о чем ты, – рассмеялся сэр Генри.

– Не возражаете, если попытаюсь я?

– Мой опыт склоняется перед твоим смазливым личиком.

Даже не глядя в лицо Лайонин, Джеффри схватил ее в объятия и стал целовать. Она оцепенела от возмущения. Как он осмелился так нагло ласкать ее! И чем он лучше сэра Генри?

– Вижу, мой младший брат нашел себе подходящее развлечение! Может, ты сумеешь лучше меня ублажить эту женщину, которая бежит от моих ласк? Недаром Дейкр доказал, что бывают женщины, предпочитающие мужчинам хорошеньких мальчиков.

Джеффри обернулся и, увидев Ранулфа верхом на Тае, лениво улыбнулся:

– Похоже, она находит меня достаточно привлекательным, и спасибо за то, что сравнил меня с лордом Дейкром, – начал он, но, случайно заглянув в лицо Лайонин, оцепенел. Та стиснула зубы, понимая, что настал ужасный момент разоблачения. Джеффри в ужасе отпрянул и повернул ее к Ранулфу.

Боль в его взгляде, мгновенно сменившаяся чернейшей ненавистью, потрясла ее.

– Теперь я вижу, почему она так… податлива, – прорычал он. – Попроси ее потанцевать для тебя. Она…

Гримаса боли снова исказила его лицо. Он повернул коня и ускакал.

– Лайонин, что все это значит?! Нет, можешь не говорить, я и без того вижу, что это выходки Ранулфа! Неужели с ним настолько невыносимо жить?

Лайонин смогла только покачать головой, потому что огромный ком в горле мешал говорить. Возникшая откуда-то Мод увела ее к уже запряженному ослику. Девушка была слишком убита горем, чтобы заметить, как Джеффри подъехал к брату.

– Ранулф, – начал он, невзирая на мрачно сдвинутые брови собеседника, – что заставляет тебя так с ней обращаться? Почему она одета крестьянкой и едет на осле?