Меня охватило отчаяние. Сонни мог говорить бесконечно.

– Помоги мне с Сидом, Сонни, – попросил я. – Кто желал ему зла? В Ред-Хуке ничего такого не всплывало? Такого, что я упустил?

Сонни пожал плечами.

– Он был твоим другом. Ты дал ему мой телефон. Я не веду это дело. Мог бы и сам позвонить мне, – упрекнул он.

– Что насчет Ред-Хука? ~ напомнил я. – Сид был одержим этим местом.

– Я слышал тебя. Может, я и в маразме, но не оглох. Возможно, дело тут и в Ред-Хуке, старина. Ясно, что все грызутся за эту квадратную милю Нью-Йорка, как за последний кусок мяса на тарелке. Слышал такое, – он хлебнул виски и откинулся на спинку кресла, глаза его подернулись поволокой. – А может, и нет. Может, это какие-то расистские разборки. А может, гейские. Не знаю.

– За что они грызутся?

– Да кто их разберет. Земля. Самолюбие. Побережье. Укромные пристанища для жуликов. Это всегда было. Для ввоза нелегальщины, выпивки, наркоты, чего угодно. Или просто недвижимость. В Нью-Йорке яблоку упасть уже негде, а все гула хотят. Почему бы тебе не расспросить своего дружка, Свердлова? Я слышал, он скупает дома, как фишки в монополии. Еще слышал, что на родине, в Москве, его с распростертыми объятиями не ждут. Там убивают друг друга всерьез, когда мафия имеет дело с недвижимостью. Недвижимость – игра сезона в России. Горы трупов обеспечены.

Толя упоминал об этом. Сонни всегда его недолюбливал.

– А ты знал, что Сид голубой?

– Все знали, – ответил Сонни. – Одно время он был весьма знаменит. «Таймс». Си-би-эс, Пи-би-эс… Всего не упомнишь. Каждый бывает знаменит в свое время. Я дал ему информацию по одному делу, когда он работал в «Таймс», слышал об этом? С тех пор он мне названивал, предлагал сотрудничество. Думал, что я господь бог, блин, – Сонни фыркнул. – Он был славный. Оказывал мне кое-какие услуги. Помог разобраться с ядерными бомбами, которые провозили в город через Бруклин. Примерно тогда, когда ты распутывал историю с красной ртутью, потом еще телевизионщики к нам приставали, хотели кино снять про это, помнишь? – Он засмеялся. – Мы с тобой чуть звездами не стали. Кто тебя должен был играть? Какой-то смазливый придурок. Не помню, кто именно.

– Думаешь, в Ред-Хуке бомбы?

– Да хоть и бомбы. Распихали эту ядерную дрянь по бакам и притаранили на ливанском сухогрузе. Откуда мне знать, Арти? Может, вообще случайность, секс, наркота или расовые разборки. Я сделал один звонок. Попробовал. В Бруклине меня ненавидят. Сыты по горло. Я проверял многие их делишки, а когда в позапрошлом году взялся за детское насилие… Они меня знать не желают. Но кое-кто мне должен, тем не менее.

– Спасибо.

Вдруг Сонни подобрался, будто вышел из некоего тумана. Поставил бокал на пластиковый столик. Встал, протер глаза, поднял с пола телефон и ушел в комнату. Я смотрел на реку. Было жарко, я вспотел. Сонни в комнате негромко разговаривал по телефону, слов разобрать я не мог.

Когда Сонни вернулся, я спросил:

– Ну и?

– Я сделал, что мог. – Он нагнулся за книгой, лежавшей на заляпанном бетонном полу балкончика, взял ее и протянул мне. – Читал? – он показал обложку. Это был «Моби Дик». – В ней есть все – заявил он.

– Мне пора, Сонни. Если удастся помочь мне с Маккеем или его братом – позвони, ладно? Просто позвони. Мне нужно съездить на окраину. Потом наведаюсь в больницу. Постарайся ради меня, прошу. Сид был хорошим мужиком, а теперь он, считай, мертв. Так что давай, а не то я раздарю твой домашний телефон всем желающим, – я выпустил пар в его адрес безо всякой на то причины. Он не обиделся. Просто принял мою злость, а может, уже слишком напился.

– Ладно. – Он взял бутылку, зашел в комнату и включил телевизор, где друг на друга орали политики.

Сначала я поехал в больницу в Бруклине. Посетителей не пускают, сказали мне там. Я не сумел пробиться к Сиду. Я опаздывал на работу. Оставил машину у своего дома и поехал на метро. Вышел рядом с «Мэдисон-Сквер-Гарденс». Площадь ограждали бетонные блоки, наподобие Берлинской стены. В этой стене были оставлены проходы. Металлоискатели на каждом шагу.

По бокам стояли копы с автоматами. Целые эскадроны полицейских на мотоциклах и мопедах. Были и пешие агенты ФБР, в синих куртках с надписью на спине или в дрянных штатских костюмах, которые они обычно носят. Парни из контрразведки, киношные супермены с короткими стрижками, толклись повсюду и докладывали в отворот пиджака о прибытии и разгрузке очередного лимузина с делегатами.

В нескольких кварталах, где были огорожены протестующие, слышалось пение – или же мне показалось. Интересно, Лили среди них? Решил было о правиться туда, но она ведь сейчас с людьми, которые ненавидят копов. Вышел приказ: повязать к можно больше оппозиционеров. Я постарался вы бросить из головы мысли о ней.

«Не разберешь, то ли республиканцев здесь заперли, то ли всех остальных снаружи», – сказал кто-то. «Чертова политика», – сказал другой.

Повсюду, в поисках людей для интервью, парами и тройками рыскали новостные бригады, вдоль улиц выстроились колонны машин от телевидения. Я достал телефон и позвонил человеку, которому потребовалось мое знание русского. Минуту спустя он подкатил на машине без номера, бордовой «краун-виктории». Вылез, пожал мне руку.

– Спасибо, что пришли, – сказал он и потащил меня за полквартала. Там, опершись на патрульную машину, стояла русская дама лет пятидесяти в мокрой от пота футболке с портретом Буша. Дама была дородная, с выпирающим животом. На заднем сиденье съежился перепуганный мальчик лет одиннадцати. Рядом с ним сидел коп.

– Что случилось? – спросил я женщину по-русски. Она подняла глаза и объяснила, что увидела на улице этого мальчика, и он показался подозрительным. У него был странный рюкзачок. Из него торчало что-то круглое, вот она и закричала: «Бомба!» В толпе оказался полицейский, он и задержал парня. «Бомба» на поверку оказалась футбольным мячом.

Я успокоил женщину, и она поведала, что прибыла на съезд из Москвы в составе делегации русских политиков. Решили посмотреть демократию в действии, сказала она.

Подобное уже случалось. Как-то в июне, ранним утром я шел по Таймс-сквер, на улице почти ни души. И у самого отеля «Мариотт-Маркиз» я заметил парнишку лет, наверное, тринадцати. День был жаркий, а пацан почему-то в зимней куртке, в серебристом пуховике. На долю секунды я решил, что он чокнутый. Чуть не прошел мимо, как вдруг увидел провод, свисающий у него из штанины – будто косичка на пейсах у хасидов с 47-й улицы.

Навстречу шел полицейский, нам с ним удалось задержать мальчишку. Мы вызвали саперов. Парень был заряжен от души, в его куртку запихали столько взрывчатки, что всю Таймс-сквер мог разнести.

Обошлось – и слава богу. Об этом не рассказывали. О живых бомбах, едва не пробравшихся на самолет, на стадион во время матча «Янки», на 6-й поезд на станции «59-я улица», под Блуминтдейлом. Об этом не рассказывали. Я все знал, потому что мне регулярно звонили ребята из департамента, которым позарез нужна была информация. Они полагали, будто я, пожив в Израиле, смыслю в таких делах. Но я покинул Израиль четверть века назад. Каждый год я летал туда на неделю, проведать маму, и все. А они звонили мне, словно я – эксперт по шахидам и способам сокрытия детонаторов под одеждой. Вот до какого отчаяния они доходили: спрашивали советов у меня.