Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Животное поднялось и удовлетворенно вздохнуло, затягиваясь самокруткой. Велед обернулся к путешественникам:
— Он всегда идет за мной и привык к дыму цигарок. Ему понравилось, и теперь он шагу не ступит, если сначала не дам курнуть.
— Дорогой получается верблюд, — заметил Стамос.
— Однако хороший, — бросил через плечо Велед, и караван тронулся в путь.
— А что будет, когда цигарка догорит? — спросил Искандер. — Нос не обожжет?
— Когда начинает припекать, он ее вычихивает. Скоро увидишь. Раз он так высморкнул, и охнарик шлепнулся ослу на задницу. Я сообразить не успел, как оказался на земле, а осел превратился в облачко пыли вдали. Но вообще-то он славный ослик. — Велед потрепал осла по шее и повозил рукой меж ушей. — У них такие уши приятные!
Сначала свита оживленно болтала, но не прошло и часа трудной ходьбы, как путники приумолкли. Одни не отрывали глаз от земли, будто надеясь найти монету, другие озирали окрестности, словно впервые видели Тавр, розовые маки и каперсовые кусты в полном цвету. Но все бросали взгляды на Рустэм-бея, потому что большинство мужчин обоих вероисповеданий уже попробовали в борделе его отвергнутую жену Тамару. Рассказывали, она подпускала к себе лишь при закрытых ставнях, а ощущение от пребывания в ней было сродни сну, в котором ищешь сам не зная чего. Мужчины, словно заразившись одиночеством и безмолвием, выходили обескураженные рассеянным взглядом ее влажных глаз, мерцавших в темноте, и впадали в тоскливую грусть. Мало радости в том, чтобы попользоваться господской женой — вот оно как обернулось. Люди гадали, знал ли ага о происходящем, слышал ли об очередях к неподвижному безучастному телу, шевельнулись ли какие чувства в его гордом сердце.
Путники перебрасывали мешки с плеча на плечо, а Леонид-учитель уже наполнялся раздражением и обидой. Стамос-птицелов хватал мух на прокорм своим птицам, Левон-хитрюга снова и снова просчитывал в голове вероятную прибыль от путешествия. На первой остановке у пруда с куполообразной крышей сборщик пиявок Мохаммед глотнул айрана[33]из кожаной фляги, отер ладонью губы и сказал:
— У меня идея.
— Ну уж нет! — вскинулся Али-снегонос. — Знаю я тебя с твоими идеями. Да избавимся мы и от этой, иншалла. Твои идеи следует настрого запретить под страхом смерти. Я удивляюсь, что Пророк, мир ему, не предвидит весь ужас твоих идей и не запрещает их заранее.
— Но это хорошая идея, Али-эфенди, — возразил Мохаммед. — Она заслуживает одобрения и награды.
— Хорошая идея не становится хорошей от похвалы автора, — сказал Искандер, проводя пальцем по лбу под краем тюрбана. Он делал так всякий раз, когда считал, что разродился особенно удачной поговоркой.
— Значит, никто не хочет услышать мою идею? — обиделся Мохаммед.
— Я тебя выслушаю, — сказал Рустэм-бей. — В конце концов, у помещика свои обязанности перед арендаторами.
— Ладно. Нам предстоит долгое, скучное и утомительное путешествие, и я предлагаю: пусть каждый расскажет какую-нибудь историю, чтобы время скоротать. — Мохаммед торжествующе огляделся, а путники вскинули брови и переглянулись.
— Превосходная идея, — одобрил Рустэм-бей. — Когда доберемся до Смирны, лучшему рассказчику я отдам новый ятаган. — Он ткнул пальцем в Мохаммеда: — Идея твоя, тебе и начинать.
— Мне? Я не хочу быть первым, я только предложил.
— Поздно! — Али потер руки. — Все решено.
— Я не стану рассказывать никаких историй, — буркнул Леонид.
— От вас мы этого и не ждем, — сказал Рустэм. — Да нам и не нужны истории от неверного зануды с кислой физиономией. В жизни и без того хватает горечи, чтобы еще вас слушать.
Леонид помрачнел и ушел вперед, а остальные окружили Мохаммеда. Его подталкивали и подначивали, пока он не объявил:
— Я знаю хорошую историю о ходже Насреддине.
— Слышали уже! — хором крикнули Али и Стамос.
— Таких историй полно, — сказал Мохаммед. — Эту можете и не знать. Однажды ходжа Насреддин ехал на осле, а седло держал на плечах. Его спросили: «Ходжа, почему вы не сядете в седло?», и Насреддин ответил: «Бедняга ослик устал, и я решил везти седло вместо него».
— Мы знаем эту историю, — сказал Искандер.
— Ее все знают! — воскликнул Али.
— Могли и не знать.
— Она, наверное, самая известная, — возразил Левон.
Рустэм-бей слегка рассердился:
— И ты называешь это историей? Всем известная байка, которой хватило на двадцать шагов! При такой скорости понадобится сто тысяч историй, пока доберемся до Смирны. Есть у кого-нибудь приличный рассказ?
— Я знаю еще одну — почему кочевники не едят капусту, — предложил Мохаммед, но остальные со стоном замотали головами, и он, ужасно огорченный, вздохнул: — Ну, как хотите.
— У меня есть история, — выступил Али-снегонос. — Мне ее рассказал пьяный дервиш, уверяя, что это быль.
— У пьяных дервишей самые интересные рассказы, — сказал Искандер. — Правда, половина из них — полная бессмыслица. Ну давай свою историю, и будем надеяться, она окажется лучше предыдущей.
— Это история о доброй женщине из Мекки. Очень богатая и почтенная, она владела двумя сотнями верблюдов и, поскольку муж умер, сама вела дело, развозя повсюду пряности и медные горшки…
— А глиняные? — перебил Искандер.
— Насколько я помню, глиняные тоже, а еще финики и сушеные фиги, прекрасные ткани, Кораны в золотых окладах, а также украшения для жен Султана и прелестные шкатулки из ливанского кедра.
— Вот это больше похоже на историю, — заметил Рустэм-бей.
— Значит, живет эта женщина на окраине Мекки, являя собою прекраснейший на свете образец женского целомудрия. Ни разу в жизни ее не посетила грязная мысль, и даже ее дерьмо пахло розовой водой и корицей.
Все расхохотались, и Али поежился от удовольствия.
— Так что вообразите ее ужас и потрясение, когда однажды ей снится, что она переспала со всеми паломниками, совершающими хадж в Мекку.
— С каждым? — воскликнул Велед-жирнюга. — Такая историйка по мне! Случаем, не знаешь точно, где она живет?
— Это произошло сотни лет назад, — сказал Али.
— И что дальше? — спроси Рустэм-бей.
— Она проснулась в таком смятении, что до самого вечера ходила вся красная от стыда, хотя никто про ее сон не знал. На следующую ночь сон повторился, и женщина проснулась в таком отчаянии, что посыпала голову пеплом и уселась на верхушку навозной кучи. На третью ночь сон снится опять, и так продолжается сорок ночей подряд. Наконец вдова не выдерживает и решает пойти к очень мудрому мулле, надеясь на его совет.
Вот она приходит к нему, вся дрожит от страха и не знает, как рассказать о своей беде. Женщина закутана в покрывало и говорит нарочным голосом, чтобы мулла ее не узнал. Она немножко рыдает, бьет себя в грудь, и у муллы кончается терпение, потому что ему каждый день приходится разбирать сотни подобных случаев. «Дочь моя, — говорит он, — расскажи, что случилось, ибо Аллах милостив и великодушен, но у меня мало времени».