В руках дракона была изрядно испачканная цыганская юбка, потрепанный платок и знакомый черный парик.

— Госпожа Одеон, — вымученно улыбнулся Анжер, — пойдемте скорее, я вас провожу.

— Что-то случилось? — спросила, изображая наиболее честный и непонимающий из всех возможных взглядов. Только глаза мои то и дело возвращались к изъятым из подвальной тумбочки уликам.

— Случилось, — тяжело вздохнул дракон. — Похоже, в университете оказался одаренный, владеющий запрещенной магией.

Я открыла рот, а потом снова закрыла. Еще раз посмотрела на юбку, платок и парик и решила: сейчас или никогда! Я признаюсь дракону, что пророчество было предназначено для другого, что я не хотела никого проклинать, а имеющаяся у меня магия, как запрещенная, так и очень редкий пророческий дар, не более чем плод больного воображения. Моего и Жорика. И только я собралась с духом, чтобы раз и навсегда прекратить этот фарс, как Анжер, прикрыв ярко вспыхнувшие золотом глаза, прошептал:

— Когда она будет найдена, то пожалеет, что появилась на свет.

У меня задрожали руки, ноги у меня задрожали тоже. По спине побежал холодный пот, и то самое место, чуть ниже лопаток, из которого еще недавно росли прекрасные крылья, нестерпимо зачесалось. Определенно, я была посланницей Великого, потому что Великий меня послал, только вот куда-то не туда.

— Гвиневра, что с вами? — заметил мужчина мое состояние.

Я взяла себя в руки (в последнее время только и приходится это делать) и решила все-таки прощупать почву для скорейшего мирного урегулирования несуществующего между Анжером и не известной ему, но хорошо известной мне провидицей конфликта.

— Нет-нет, все в порядке, — уверила я его, — просто подумала, что это может быть всего лишь цепью недоразумений, а владеющая страшным даром девушка даже не знает о нем…

На дракона старалась не смотреть. Руки мне почему-то ужасно мешали. Проявив редкую самостоятельность, они принялись попеременно дергать меня за косу, и я приладила их теребить застежку мантии, чтобы хоть куда-нибудь деть без риска для волос.

— Темные хитры и коварны, — зло ответил Анжер. — Они пойдут на что угодно, будут сочинять любые самые невероятные истории, чтобы обелить себя.

— Я уверена, все это ошибка, — пробормотала чуть не плача.

— Вы слишком добры, — нежно улыбнулся мужчина, подошел ближе и в порыве чувств накрыл мои ладони своими. — В вас так много искренности и света, я и не чаял уже встретить кого-то, подобного вам, — заглянул он в мои глаза.

Я сглотнула. Теплые руки мужчины находились в опасной близости от моей шеи, непосредственно на груди. Зрачки его снова приняли пугающую вертикальную форму, глаза лихорадочно блестели, а брошенные на полу цыганские тряпки вовсе перестали волновать.

Происходящее все больше и больше напоминало горячую сцену из любимого романа Джесс, и тогда я закатила глаза, изображая очередной обморок. Потому что целоваться с собственным не будущим (я все же оптимист), но потенциальным убийцей — это уже перебор.

«Хотя попробовать стоило бы», — пробежала в голове предательская мыслишка.

— Вот ведь демоны, — выругался Анжер, подхватывая меня на руки, — почему к искренности и свету непременно добавляется чрезмерная чувствительность?

«А потому что нечего руки распускать», — мысленно ответила я. Но обручаться, похоже, придется. Потому что это единственная возможность достучаться до сознания дракона и быть при этом уверенной, что меня не прибьют в процессе исповеди. Это, конечно, меняло дело. Жаль, что мысль не пришла мне в голову до мнимого обморока, но будем работать с тем, что уже есть.

Положила голову дракону на грудь и томно вздохнула:

— Ах…

— Что здесь происходит? — сказал кто-то голосом Жорика. — Анжер?

— Релий, уверяю тебя, я ничего не делал, — принялся оправдываться дракон.

— Что случилось? — приоткрыла я ресницы и вцепилась в его рубашку.

— Вы упали в обморок, — отчитался Анжер и поставил меня на ноги, не забывая при этом как можно более вежливо высвободить одежду из моих пальцев.

— А почему на полу цыганские вещи? — спросил эльф, а потом равномерно окрасился в розовый цвет.

— Да-да, — посмотрела я на друга.

Тот уже переодел больничную пижаму и щеголял в новехонькой рубашке с отворотами. Шикарный алый бант прямо под шеей дополнял картину и подчеркивал необыкновенно гладкую светлую кожу.

— Я вот тоже удивилась. Как это цыгане умудрились потерять юбку? Обычно если табор оказывается где-то рядом, то вещи теряет кто-то другой! — рявкнула я, вымещая в этой фразе все свое негодование. Дескать, мало того, что мы вещи потеряли, так ты и улики толком спрятать не смог.

— Пойдемте, — подобрал Анжер парик, платок и юбку, — теперь, в свете вчерашнего нападения, нет смысла скрывать. Может быть, новый взгляд на давнюю проблему поможет нам, — и направился вглубь здания, вероятно, прямиком в кабинет ректора. Найденный реквизит он держал в правой руке, и длинная грязная юбка взлетала в такт его движениям, как, собственно, и парик. Вкупе с фанатично горящими глазами, широкими шагами и обтягивающими штанами, на которые я почему-то неотрывно смотрела, выглядел дракон впечатляюще.

Прямо священнослужитель при исполнении. Вот она, та самая охота на ведьм!

«Точно! — обрадовалась я оптимально найденной фразе. — Только ведьма-то вроде как у нас ты и есть. Так что вся эта красота по твою душеньку, милая», — застыла, провожая Анжера тоскливым взглядом.

— Гвень, — дернул меня за рукав Жорик, чем и отвлек от размышлений.

— Чего? — посмотрела на друга, вернее на его бант.

По центру украшения сияла рубиновая брошь. Где он только ее достал?

— Ты только не нервничай, — тихонько прошептал он мне на ухо.

В исполнении эльфа это предупреждение прозвучало страшно.

— Не буду.

— Вот и хорошо, — улыбнулся он. Поправил бант, взял меня за руку и пробурчал: — И чего на него так смотреть?

Выгнула бровь, подражая ему же.

— Молчу-молчу, — ответил Жорик. — Уж и пошутить нельзя.

Шутки у него были сомнительные. Все его предложения тоже были сомнительны, и я шла за мужчинами и думала, что мечтать о приключениях и приключения получить — это совершенно разные, я бы даже сказала, прямо противоположные по своей сути вещи.

Так как я была девушка образованная (хорошие книги, как известно, могут научить качественнее самого именитого профессора), то сразу же почуяла — ничего хорошего новая информация мне не даст. «Меньше знаешь — меньше переживаешь», — учили меня и книги, и сестра. Сказать по правде, Джесс частенько это приговаривала, особенно когда хлеб или ветчина падали с подноса на пол. В таком ключе поговорка обретала новое гастрономическое значение. Потому что если ты об этой маленькой неприятности не знал, а хлеб съел, то полученные вместе с грязью бактерии пойдут на пользу здоровью. А если узнал, то все. И ужин испорчен, и живот заболел.