Единственная алая роза на невероятно длинном стебле. Она была воткнута в ее грудь, прямо напротив сердца.

Я почувствовала, что мне сейчас станет дурно.

Я больше не в силах была на это смотреть. Но я не могла отвернуться.

Из гостиной снова послышались голоса — сколько я уже остаюсь в этой комнате? А что, если Сейдж зайдет сюда? Что он сделает, если увидит меня здесь?

Я торопливо принялась рыться в стопке картин и быстро поняла, что все они так или иначе являются отражением одного и того же события. Мертвая Делия по сравнению с первыми двумя казалась девственно прекрасной, ее ничуть не портила маленькая дырочка на лбу, как раз над переносицей. Кэтрин же, напротив, вызвала у меня оторопь: я буквально почувствовала, как она металась и кричала от боли и ужаса, прикованная к столбу, вокруг которого полыхало пламя «священного» костра.

Голоса приближались. Я должна убираться отсюда, пока не поздно.

И тут я увидела еще кое-что. Гвоздики, ровны рядком вбитые в стену. Точнее сказать, там было четыре гвоздика. И на каждом висела изящная серебряная цепочка с амулетом в форме ириса.

А еще там имелся пятый гвоздик.

Пустой.

Пока пустой.

Я пулей вылетела из комнаты и едва успела добежать до туалета и склониться над унитазом. Меня с силой вырвало.

И тут же в дверь громко заколотили.

— Клиа! Тебе плохо? — загремел голос Сейджа. — Ты уже сидишь там целую вечность!

— Прости, — прохрипела я. — Наверное, что-то с желудком. Сама не пойму, с чего бы это, но… — мои внутренности скрутил новый спазм, и впервые за всю сознательную жизнь я искренне обрадовалась тому, что кто-то стоит рядом и слышит, как меня рвет. Это давало превосходное оправдание тому, что я задержалась в туалете. И теперь я могла сидеть здесь, сколько нужно, чтобы прийти в себя от сделанных открытий.

— Ох, ну ладно, — сказал Сейдж. — Мы подождем.

Я услышала, как его шаги удаляются по коридору. Мало-помалу позывы к рвоте ослабли и прекратились, и вскоре я уже смогла умыться и прополоскать рот холодной водой. Однако я по-прежнему не могла отдышаться и меня колотил нервный озноб.

Боже, боже, Сейдж и меня собирается убить?

Картины вовсе не обязательно означали именно это. Ведь те, что висели на стенах, были посвящены хорошим, счастливым временам. И разве мой психотерапевт не говорил мне, что многим искусство помогает смириться с утратой кого-то из близких и дорогих людей? Может быть и Сейдж таким образом старался смириться с горем. А цепочки с амулетами… Если Сейдж так сильно любил этих женщин, это было только естественно — хранить на память их самые любимые безделушки.

Если только Сейдж не хранил их, как обычно маньяки хранят «сувениры».

Сейдж — серийный убийца? Этакий фантастический вечный, бессмертный серийный убийца, который не ищет себе разные жертвы, но вместо этого преследует лишь одну… И убивает ее — то есть убивает меня — снова и снова на протяжении многих веков?

— Клиа? — На этот раз меня окликал Бен. — Тебе полегчало?

Мне полегчало или нет? Я и сама не могла сказать, что сейчас чувствую. Наверное, вот так и сходят с ума. Может быть, нужно рассказать о своих открытиях Бену и попросить помочь сложить их в какую-то единую, логичную картину. Действительно, такие головоломки скорее по его части, чем по моей.

Мой папа. Я должна сосредоточиться на поисках отца. Потому что чем бы ни был Сейдж, он оставался единственной надеждой отыскать папу. Без Сейджа мне не обойтись. А если я расскажу Бену о том, что увидела, он моментально предположит мое худшее и сделает все, что в его силах, чтобы не подпустить ко мне Сейджа.

Значит, придется держать эти тайны при себе. И мне предстоит делать вид, будто ничего не случилось.

— Клиа!

— Мне уже лучше, Бен!

Я в последний раз всхлипнула, улыбнулась на пробу своему отражению в зеркале и покинула туалет.

— Прости, что так вышло, — сказала я.

— Но теперь-то тебе лучше?

— Да, я в порядке.

— А ты видела, что у Сейджа есть подлинник Микеланджело? И Рубенс? А еще он показал мне прижизненное издание Мильтона, «Потерянный рай».

«Конечно, у него все это есть, — подумала я. — Он, поди, был лично знаком с ними со всеми».

— Ого, — воскликнула я вслух, — наверное, он потратил состояние на И-Вэй.

— Точно. Кто может удержаться и не спустить пару миллионов на антиквариат на онлайн-аукционе?

— Да, это точно…

— Клиа! — услышала я голос Сейджа в тот момент, когда мы с Беном вернулись в гостиную. И когда я подняла глаза, то не смогла подавить вопль ужаса.

Сейдж вертел в руках огромный нож!

— Клиа! Тебе опять плохо? — всполошился он.

— Нет, ничего… Извини, просто… Просто у тебя такой большой нож…

— Я сунул в микроволновку индейку из морозилка — рассмеялся он, — и собираюсь сделать сэндвичи. Ты будешь?

Индейка… Ну да, этим ножом он резал индейку.

— Да, да. Конечно! Спасибо! — наверное, моя улыбка получилась довольно кривой.

Сейдж снова занялся индейкой, бросая на меня недоуменные взгляды.

— Послушай, может, нам стоит показать тебя врачу?

— Мне уже лучше. Просто я немного растерялась… Ну, ты сам знаешь почему.

— Верно.

Каким-то чудом мне удалось вести себя адекватно на протяжении следующих пятнадцати минут. Сейдж сделал, наконец, свои сэндвичи, два раза проверил и перепроверил, не забыл ли он что-то из необходимых ему документов Ларри Стечински, и уложил в небольшую спортивную сумку минимальный запас одежды. Каждый раз, когда его взгляд останавливался на мне, я вздрагивала от жуткого ощущения, что он точно знает, что я сделала и увидела. Ему это не нравится, и рано или поздно он найдет способ отплатить мне за это.

Только когда мы вышли из его хижины, мне немного полегчало. Однако я продолжала держаться как можно ближе к Бену, пока мы втроем пробирались подлунным светом по короткой тропинке к гаражу. Никогда не сяду в машину рядом с Сейджем. Я сказала Бену держаться начеку и напустила на себя томный вид, как будто меня все еще тошнило — по крайней мере ко мне никто не лез с разговорами.

Неужели моя догадка верна, и мы с Сейджем перевоплощаемся снова и снова на протяжении веков, чтобы наши судьбы каждый раз сплетались вместе? В некотором роде это имело смысл— за исключением того обстоятельства, что я успела побывать четырьмя разными женщинами, в то время как Сейдж, насколько мне было известно, так и оставался Сейджем. И что бы это значило? Что он не перевоплощался, а просто жил на протяжении каких-то там пятисот лет?