Гант долго молчал.

— Ну и что дальше? — наконец устало спросил он. — Надеешься выбить из него письменное признание?

Эллен рассказала Ганту, как Пауэлл вдруг потемнел лицом, когда они проходили мимо здания муниципалитета, и повторила все те слова, которые он произнес под влиянием уныния и виски с лимоном.

— Послушай, Эллен, — серьезно сказал Гант. — Это ведь опасное дело.

— Почему? Пока он считает, что я — Эвелин Киттеридж…

— А откуда тебе известно, что он тебе поверил? Что, если Дороти показывала ему твою фотографию?

— У нее была только одна фотография, и там наши лица в тени и трудно что-нибудь разглядеть. Если он и видел эту фотографию, с тех пор прошел год. Он никак не мог бы меня узнать. Кроме того, если бы он подозревал, что я имею отношение к Дороти, не говорил бы со мной так откровенно.

— Да, пожалуй, ты права, — неохотно признал Гант. — И что ты теперь собираешься делать?

— Сегодня днем я была в библиотеке и прочитала все газетные сообщения о смерти Дороти. Некоторые подробности там вовсе не упоминались — например, цвет ее шляпки, тот факт, что на ней были перчатки. Завтра вечером я снова встречаюсь с Пауэллом. Попробую завести разговор о ее «самоубийстве» — может быть, он проговорится, скажет что-нибудь, чего нигде не мог узнать, если не был с нею на крыше.

— Это не убедит присяжных. Он может сказать, что был в то время в муниципалитете и видел ее после…

— А я и не ищу доказательств, которые убедили бы присяжных. Мне просто надо доказать полиции, что я вовсе не полоумная со слишком живым воображением. Если я сумею их убедить, что он был возле нее, они будут обязаны возобновить расследование.

— Мне непонятно, как ты собираешься выведать у него такие подробности, не вызвав у него подозрений. Не идиот же он!

— Все равно надо попробовать, — упорствовала Эллен. — Больше ничего не остается.

— У меня есть хороший молоток. Можно было бы стукнуть его по голове, оттащить к месту преступления и заставить признаться.

— Ну вот, — серьезно сказала Эллен. — Ты сам видишь, что ничего другого не остается. — Она умолкла.

— Алло!

— Я здесь.

— Что случилось? Я думал, что нас разъединили.

— Мне пришла в голову одна мысль.

— Да? Послушай, будь осторожна. И, если сможешь, позвони мне завтра вечером, чтобы я знал, что с тобой все в порядке. Расскажешь, что у тебя получилось.

— Зачем мне тебе звонить?

— На всякий случай.

— Он считает, что я Эвелин Киттеридж.

— Все-таки позвони. От тебя не убудет, а я склонен седеть от любой неприятности.

— Хорошо, позвоню.

— Доброй ночи, Эллен.

— Доброй ночи, Гордон.

Эллен положила трубку на место и осталась сидеть на постели, покусывая нижнюю губу и барабаня пальцами по столику, как она всегда делала, обдумывая новую мысль.

Застегнув сумочку, Эллен подняла взгляд и улыбнулась приближающемуся Пауэллу. На нем был темно-синий костюм, поверх него серое пальто, и на лице — та же нервная улыбка, что и вчера.

— Привет! — сказал он, опускаясь рядом с ней на кожаный диван. — А ты пунктуальна.

— Не всегда.

Он широко улыбнулся:

— Ну как, нашла работу?

— Кажется, да. Меня берет секретаршей юрист.

— Отлично. Значит, ты останешься в Блю-Ривер?

— Похоже на то.

— А-а-атлично, — ласково протянул он. Затем посмотрел на часы: — Нам пора в путь. Я по дороге проезжал мимо танцзала «Гил-Рей», и перед ним стояла длиннющая очередь.

— Да-а? — огорченно сказала Эллен.

— А в чем дело?

Она виновато посмотрела на него:

— Мне сначала надо выполнить одно поручение юриста — принести ему письмо… рекомендацию. — Она показала на сумочку.

— Вот уж не знал, что секретарше нужна рекомендация. Я думал, они просто проверяют, как ты знаешь стенографию и машинопись.

— Так оно и есть, но я упомянула в разговоре, что у меня есть рекомендательное письмо от человека, у которого я работала, и он попросил его принести. Он будет у себя в конторе до половины девятого. — Она вздохнула. — Извини, пожалуйста.

— Пустяки.

Эллен дотронулась до его руки.

— Да мне и не очень хочется танцевать, — призналась она. — Пойдем куда-нибудь в кафе, выпьем немножко…

— Ладно, — повеселев, сказал Пауэлл.

Они встали.

— А где контора этого юриста? — спросил Пауэлл, подавая Эллен пальто.

— Недалеко отсюда, — ответила Эллен. — В здании муниципалитета.

На крыльце муниципалитета Пауэлл остановился. Эллен, которая собиралась толкнуть вращающуюся дверь, посмотрела на него. Его лицо посерело, а возможно, это было отражение ламп дневного света в вестибюле.

— Я тебя здесь подожду, Эви, — с трудом проговорил Пауэлл, у которого словно бы сковало судорогой челюсти.

— А я думала, что ты пойдешь со мной, — удивилась Эллен. — Я могла бы отнести ему письмо и раньше, до восьми часов, и мне показалось странным, что он велел мне прийти вечером. Какой-то он скользкий тип. — Она улыбнулась. — А ты будешь моим телохранителем.

— Ладно, — отозвался Пауэлл.

Эллен толкнула дверь, и Пауэлл, помешкав минуту, пошел вслед за ней. Она обернулась и посмотрела на него, когда он вышел из повернувшейся двери. Он тяжело дышал. Его лицо ничего не выражало.

Большой вестибюль с мраморным полом был пуст и тих. Сквозь решетчатую дверь были видны три или четыре лифта. В четвертом лифте стены были деревянные, цвета меда. Они пошли к нему. Звук их шагов отражался от сводчатого потолка.

В кабине лифта стоял негр-лифтер и читал журнал «Люк». Он сунул журнал под мышку, нажал ногой кнопку на полу, которая закрывала металлическую дверь, и задвинул решетку.

— На какой этаж?

— На четырнадцатый, — ответила Эллен.

Они молча смотрели, как над дверью лифта сменялись указатели этажей: 7… 8… 9… Пауэлл потер усы указательным пальцем.

Когда цифра этажа сменилась с 13 на 14, лифт плавно остановился. Лифтер отодвинул решетку и открыл наружную металлическую дверь.

Эллен вышла в пустой коридор. Пауэлл последовал за ней. Позади них звякнула закрывавшаяся дверь лифта. Они услышали, как лифт с тихим гудением пошел вниз.

— Нам направо, — сказала Эллен. — Комната 1405.

Они дошли до поворота в коридоре и повернули направо. По всей длине коридора светились только две двери из матированного стекла. Единственным звуком были их шаги по плиткам пола. Эллен неуверенно сказала: