— Нет, я не об этом.

Рангрид снова посмотрела на меня, чуть улыбнулась уголками пухлых губ.

— А там видно будет.

Я чуть приподнялся и опёрся на локоть, прислушавшись к ощущениям. Уже не боль, а так лишь — тянет да ноет, значит, скоро пройдёт.

— Расскажи о себе.

Чудесница тем временем сняла с пояса кожаный мешочек, развязала, сыпанула на раскрытую ладонь жёлтый порошок и бросила в костёр. Громко затрещав, языки пламени тут же взвились вверх.

— Да что тут рассказывать. Край наш далёкий, хоть и не дикий. Дружим мы с лаайге да Къёргаром. Заезжают к нам торговцы из далёких земел. Сами же знаем и любим море.

Она смотрела не на меня — на костёр. В глазах отражался огонь, но недолго, тут же исчезал, словно истаивая в янтарной глубине.

— Так вот. Однажды мой отец ушёл в море, в далёкую Гардарру, а после вернулся не один, а с женой. Светлавой её звали — целительницей и шептуньей была. Матушка с ветром умела разговаривать и деревьями, а молилась и благословения просила только у одной Леле Славной. Гарды — не такие, как мы, хоть и похожи. Да и это мы их так зовём, а себя они чудно кличут — славы. Оттого и богиня их — Славная.

Отец мой был истинным чудесником Мерикиви — края янтаря, соснового леса и солёного моря. Вот так и учили меня, давали знания, мечтали видеть своей преемницей. А потом…

Что-то зашелестело в кустах, Рангрид нахмурилась. Я повернул голову в сторону звука — нет, ничего, всего лишь ветер.

Она вздохнула:

— А потом разлюбил её отец. Ушёл с лесной колдуньей — рыжей да хитрой, забыл свою Светлаву и больше к нам не возвращался.

Да уж. И такое бывает. Рангрид молчала и покусывала губы. Дёрнуло ж меня расспросить! Хотел было уже сказать, что не надо дальше, но она продолжила:

— Позже и вовсе худо стало. Мерикиви хоть народ невоинственный и гостям рад, но чужаков, живущих среди них, не особо чествует. Вот и с матерью так. Пока она с отцом была — тихо и мирно жили, а как ушёл он, стали косые взгляды бросать, мол, чужеземка виновата, что Вирре семью бросил и дочь маленькую оставил. С этим бы мы справились, но… как-то рано утром к нашему берегу пристали драккары. Четыре или пять, все из чёрного дерева, с белыми парусами, на которых змеился синий герб, а щиты на бортах так начищены, что смотреть больно.

Я вздрогнул. Перед глазами тускло блеснул синий герб Хозяина Штормов, промелькнула та роковая ночь, когда уничтожили всех Глёмтов.

Рангрид оставалась спокойной и невозмутимой.

— Я тогда слишком мала была. Толком и понять ничего не могла. Смотреть на чужестранцев боялась. Вот перед тобой закутанные в серое фигуры — ничего, идут себе спокойно. Но стоит кому-либо повернуться, глянуть, тебя тут же к месту и примораживает. Я тогда от деревенского старосты шла домой, но вдруг как-то поняла, что лучше подождать. Спряталась за деревом и стала наблюдать. Один из незнакомцев — самый статный, видимо, господин над всеми, стоял на пороге и долго о чём-то говорил с матушкой. Она его долго слушала, хмурилась, качала головой, а потом… Он толкнул её, послышался отчаянный крик — стон вперемешку с проклятьями — и наш деревянный домик вспыхнул огнём со всех сторон.

Я похолодел. Огонь — его оружие, хоть сам Спокельсе и порождение Мрака.

Рангрид некоторое время молчала, потом глянула на меня. Только глаза у чудесницы будто стекло — глядела на меня, а сама совсем не здесь.

— Господин тот выскочить успел, сплюнул, отряхнул лишь пепел с плаща. А потом бегом к своим. Но вдруг остановился. У меня внутри всё так и упало, потому что поняла — заметил, и смотрит на меня, изучает. Долго смотрел, а у меня от ужаса подкосились ноги. Хоть серый капюшон и скрывал лицо, но оттуда на меня глядела кромешная тьма, и могильным холодом тянуло. А он вдруг рассмеялся… никогда не забуду тот смех, и сказал:

— Значит, вот она — дочка. Ну, ничего. Раз уж верная сильно твоя мать, то не бывать тебе таковой. Никогда. Отныне будешь ты Рангрид Всегда Предающая.

За спиной послышался плеск. Я вскочил на ноги — тело уже полностью слушалось. Вокруг — никого, но всё же что-то мне не нравилось.

— Ого, лихо! — Она тоже поднялась, глядя на меня. — Как это ты так быстро?

— Опыт, — буркнул я, а про себя добавил: «и немного магии в полумёртвом теле». — Поехали назад.

Рангрид пожала плечами, но сбрасывать со счетов моё беспокойство не стала.

— Поехали, кони тут рядом.

Она произнесла несколько слов, взмахнула рукой, и костёр погас. Я подхватил седельную сумку, на которой ещё недавно лежал и отдал девушке.

— Твоя мать погибла?

Впрочем, что за глупый вопрос? Пока мне ещё не встречались те, кто мог бы сбежать из заклятого огня Хозяина Штормов.

— Да. — Рангрид приладила сумку, и легко вскочила в седло. — Сбежалось полдеревни, но спасти так и не сумели. Меня, зареванную и сорвавшую голос от крика, жена старосты сразу к себе забрала. А через время отвели к отцу с мачехой. Но лесная ведьма меня невзлюбила. Хоть никогда куском лепешки не попрекала, но я всё чувствовала: и недобрый взгляд, и холод в руках. А когда родился младший братишка, так и вовсе про меня забыли.

Я взобрался на Аяна, и мы тронулись вперёд.

— Едва минуло шестнадцать, я сама взяла в руки янтарь и ушла из деревни. Чудесницы везде нужны. Так и зарабатывала на еду, переходя из одного места в другое.

Шестнадцать? Я искоса глянул на неё. Но сколько же сейчас? И сколько лет она так скитается?

— Ну, а ты, Оларс? — Она повернула голову ко мне. — Местный или из далёких краёв? И какого будешь роду?

— С севера. Из Ванханена. Род мой…

Почему-то не захотелось говорить правду. То ли проклятье Хозяина Штормов заставило задуматься, то ли ещё что.

— Забытым зови, чудесница. Не прогадаешь точно. Да и верно это будет, уж десять лет, как не видел я родных мест.

К тому же не на что там уже смотреть.

— И ты так и не знаешь, кто приходил и стал причиной гибели твоей матери?

Рангрид напряженно смотрела на дорогу, подняла руку и откинула назад густые рябиновые пряди.

— Нет. Но лишь один раз слышала, как отец в разговоре с Арьей — своей лесной ведьмой, сказал: «Светлава сама накликала беду. Говорил ей, не шутить с даром, не вырывать умирающих у Госпожи Смерти. Но не слушала. И хоть не делала зла, но слишком силен был дар. И, как видишь, пришла к ней не Леле Славная, а Хозяин Штормов».

Желание уничтожить эту тварь стало крепче. Всю оставшуюся дорогу мы проехали молча.

* * *

На постоялом дворе вовсю кипела работа: слуги перекрикивались и бегали туда-сюда, постояльцы выглядывали из окон или прохаживались по двору. Асгейр успевал везде: и дать подзатыльник пострельчонку-конюху, и бросить пару слов худенькой подавальщице, и улыбнуться с лёгким поклоном уважаемой ярлунгской госпоже.