безумием предполагать, что женщина могла победить его. И все же было что-то в том, как он задал этот вопрос. Неужели он случайно открыл правду?

Оба мужчины молчали. Потом Старк сказал - "Я не счастлив. И наше начальство будет менее удовлетворено вашим поведением. Когда медики выпустят тебя отсюда?

- ‘Три дня.

- Как ты доберешься домой?

- Наверное, на автобусе, но ... Послушай, я знаю, что все испортил. Но не мог бы ты одолжить мне билет на автобус? Эти ублюдки забрали все.

Старк не сразу отдал деньги. Он решил хорошенько все обдумать, прежде чем потянулся за бумажником и протянул ему пятимарковую банкноту.

- Купи себе что-нибудь поесть.

На следующее утро Старк отправился на заброшенный аэродром в поисках Фердинанда Поша. Охранника, которого Старк считал не более чем пьяным бродягой, нигде не было. Пепел от костра возле его грязной ветхой хижины был холоден, как камень.

- "Он уже сбежал", - подумал Старк. Вероятно, ему помогал фон Меербах. И зачем ему это делать, если Пош не сказал ему ничего полезного?

Итак, теперь Старк знал, что Вернер говорил правду, по крайней мере, о том, что произошло, когда он отправился шпионить за фон Меербахами. Между тем предатель фон Меербах наверняка теперь знал, что его старший брат Конрад нашел убежище за пределами рейха и, следовательно, почти наверняка все еще жив.

Он приказал своим людям выяснить все, что можно, о передвижениях Поша, но едва ли удивился, когда они ничего не обнаружили. Этот человек был одиночкой, практически изгоем. Друзей у него не было. Никто никогда не навещал его в этой бетонной и асфальтовой глуши. Почему они должны знать или беспокоиться о том, куда он ушел?

Проблема Старка превратилась в контроль повреждений. Его начальство не обрадуется его неспособности организовать эффективную операцию наблюдения. Они будут еще больше взволнованы нарушением безопасности организации и возникшими в результате этого недоразумениями. Он должен был сделать что-то, чтобы предотвратить их неудовольствие и восстановить их уверенность. И потребовалось лишь мгновение размышления, чтобы решить, что это должно быть.

Через два дня Вернер вышел из больницы. Он мог ходить с помощью палки. Автобусная остановка была прямо через дорогу. Он проверил, свободна ли дорога, и медленно, шаркая ногами, с трудом перешел ее.

Фриц Вернер увидел, как машина выезжает со стоянки. Он услышал визг шин и рев двигателя, когда водитель нажал на акселератор. Он сразу понял, что она идет за ним.

Ему хотелось убежать или даже броситься в сторону. Но его тело было слишком слабым, а разум - слишком усталым. В любом случае, какой в этом был смысл? С того момента, как Старк сказал, что расскажет их начальству, Вернер понял, что его судьба предрешена.

Он остался на месте и позволил машине сбить себя. И за секунду до смерти Вернер осознал иронию своей кончины. Во время войны врагам так и не удалось его убить. В мирное время это сделали его друзья.

Шерлок Холмс был популярным персонажем в Германии, и молодой Генрих Штарк пожирал каждую историю, которую мог найти о великом сыщике. Он был знаком с изречением Холмса - "Когда вы исключаете невозможное, все, что остается, каким бы невероятным оно ни было, должно быть правдой".

Старк был уверен, что Вернер лгал, когда говорил, что Герхард фон Меербах избил его. Фердинанд Пош не мог этого сделать, потому что у него была только одна рука. Осталась только жена.

Конечно, это было невероятно. Но может ли это быть правдой?

По соображениям оперативной безопасности Старк не был посвящен в личности самых высокопоставленных членов нацистской ветеранской организации. Если у него и была какая-то информация для начальства, он передавал ее через контакт, известный ему как "Браун". Докладывая о деле Вернера, он почтительно предложил расследовать дело фрау фон Меербах, чтобы выяснить, могла ли она совершить нападение на него. Если бы она это сделала, то представляла бы для них такую же потенциальную опасность, как и ее муж.

Браун отбросил эту мысль. - Не говори глупостей, парень. Как могла женщина одолеть такого грубияна, как Вернер?

- Да, конечно, ты прав, - ответил Старк, не желая еще больше злить Брауна. - С моей стороны было глупо предлагать такое.

Но когда встреча закончилась и оба мужчины поднялись со скамейки в парке, Браун подошел к ближайшему телефону-автомату и передал короткую отредактированную версию своего разговора. В конце концов он заверил офицера, которому, в свою очередь, доложил: "Да, сэр, я настоятельно рекомендую вам продолжить расследование. На мой взгляд, нам следует как можно скорее связаться с нашим лондонским связным ... Да, сэр, безусловно. Я займусь этим немедленно.

Когда Маниоро хотел отпраздновать важное семейное событие, он делал это в деревне, на вершине Лонсоне, где жила его любимая мать и практиковала свои силы исцеления и пророчества. Он сделал хижину, где она жила, своей личной резиденцией, хотя десятилетия его контакта с миром белых людей были очевидны в массивной деревянной кровати, достаточно прочной, чтобы выдержать его значительный вес, которая теперь стояла внутри хижины, радио на батарейках, которое стояло на столе рядом с ней, ротанговая садовая мебель, на которой он любил сидеть, глядя на свое личное, горное королевство, и ящики с бутылками его любимого освежающего напитка: индийского бледного эля Басса.

Женщины Маниоро устроили великолепный пир, чтобы поприветствовать "доктора Бенджамина", как теперь все настойчиво называли его. Весь клан купался в отраженной славе его достижений. Но потом, когда Бенджамин и Маниоро уселись на пару плетеных стульев, чтобы поговорить как подобает отцу и сыну, настроение дня резко изменилось к худшему.

- Ты собираешься жениться на ... - Маниоро замолчал, едва в силах произнести это слово. - ‘Кикуйю?

- Я женюсь на женщине, которую люблю, - ответил Бенджамин. - Она кенийка, как и я. Ее племя не имеет никакого значения.

- ‘Не имеет значения? - возмущенно повысил голос Маниоро. - Для тебя-возможно, мальчик. Но не для меня, твоей матери или нашего народа. Народа масаи. Для них это оскорбление. Ты даешь им пощечину.

Бенджамин глубоко вздохнул. Он знал, что нет смысла повышать голос на отца. Мало того, что это было неуважительно, это гарантировало, что старик закроет уши для любых разумных аргументов.

- ‘Отец, - сказал он. - Ты знаешь,