провел по нему ладонью, на которой тут же остались следы белесой пыли, которой за последние дни покрылись абсолютно все поверхности в здании. Школа умирала, но прежде ее велено было опустошить. Ломались стены, выносился мусор, а обрывки кабелей вперемешку с обломками старых стульев и кусками выцветших и вытертых тысячами подошв ковровых покрытий то возникали на каждом этаже, то исчезали словно по волшебству. Но свой кабинет он приказал пока не трогать. Это только его территория.

Предстояло сделать последнее – попрощаться со школой достойно, с уважением. Для этой цели он с неделю как купил несколько бутылок шампанского, которые ждали своего часа дома в холодильнике. Оставалась самая малость: собрать всех, кто работал в школе до последнего дня, и назначить дату вечеринки.

В коридоре послышались гулкие шаги. Немирович удивился: он никого не ждал, а в школу заехал лишь для того, чтобы проконтролировать работу грузчиков, что уже и было сделано. Когда в дверях появилась высокая мужская фигура с сумкой в руках, он с облегчением выдохнул.

– Каким ветром? – удивившись, спросил он.

– Я не вовремя? Скажи, я без обид.

– Заходи.

Он вдруг обрадовался гостю. Не хотелось Вячеславу Ивановичу ни о чем думать, а вот выговориться, наоборот, требовалось. Он вдруг почувствовал что-то, похожее на радостное предвкушение. Ему требовалось облегчить душу, не подбирая выражений. Собеседник бы его понял, они были давно знакомы.

– Сейчас я кофе приготовлю, – засуетился Немирович. – Электричество в кабинете еще не вырубили, а это значит, что чайник работает.

– А ведь у меня сегодня особенный день, Вячеслав Иванович.

– А что такое? – обеспокоился Немирович.

– Есть повод. Оставь свой кофе в покое. Я другое принес.

Гость поставил пакет на стол и открыл его. На столе появилась бутылка вина и два пластиковых стакана, упаковка с колбасной нарезкой и лохматый букетик петрушки. Вячеслав Иванович удивленно воззрился на гостя.

– Серьезно? Может быть, позже, когда все соберемся? Или ты хочешь здесь и сейчас? Жарко же. А то я уже закупился, осталось принести. И потом, дружище, что за праздник?

– Вино холодное, вмиг освежит, я еще и клубнику принес, – гость, не слушая директора, поставил на стол прозрачный контейнер с ягодами. – А Тамара Георгиевна здесь? Не присоединится к нам?

– Позвоню ей, но ничего не обещаю. Она сейчас приходит тогда, когда захочет, – Вячеслав Иванович достал из кармана телефон и набрал номер. – Недоступна.

– Жаль. Тогда вдвоем. Я, если честно, и рад, что будем только мы. Вся эта история на выпускном здорово меня вымотала. А насчет повода… А ты чего такой смурной?

Как по мановению волшебной палочки из кармана гостя появился штопор.

– Да бывшая жена всю печень выклевала, – поморщился Вячеслав Иванович, наблюдая за тем, как стакан наполняется вином.

– У меня тоже дела не очень. День паршивый какой-то. Весь последний год не жил, а выживал.

Немирович с сочувствием тронул гостя за плечо.

– Слушай, а я сам никак привыкнуть не могу…

– Не привыкнешь к такому, – перебил его гость.

– Как бы я хотел все исправить!

– Уже не получится. Но есть свет в конце туннеля – пьем мы потому, что я потихоньку завершаю одно из самых важных дел в своей жизни. А еще у меня день рождения.

– Как это? Не понимаю, – и обрадовался, и растерялся Вячеслав Иванович. – Ты это серьезно? А я и не знал.

– А так бывает, не переживай, – ответил гость, протягивая директору стаканчик. – Подумал, что заскочу сюда и если застану, то отметим. А если нет, то не судьба.

Немирович взял стаканчик.

– Получается, что судьба. Ну тогда будь здоров. И с днем рождения, конечно! – встрепенулся Вячеслав Иванович. – Ох, я даже не знаю… На рабочем месте распиваем… Да и черт с ним! Подарок за мной, слышишь?

– Слышу.

– И пусть твое важное дело тоже закончится так, как тебе нужно, – глупо улыбнулся директор.

– Так и будет, – улыбнулся в ответ гость. – Ты пей, пей. Вино отличное.

– За тебя! – засмущавшись, заглянул в стакан Вячеслав Иванович и залпом выпил вино до самого дна.

Глава 7

– Смерть наступила примерно восемь часов назад, – доложил Дроздов. – Все то же самое, Лев Иванович. И хоть я до вскрытия не имею права выносить окончательный вердикт, все же я более чем уверен, что увижу знакомую картину. Ты иди пока, а я скоро буду.

В руках у Дроздова была кривая сигарета, а на лице оставили свои печати мудрость с вековой усталостью. Четвертый день все пахали почти без продыха, но судебно-медицинский эксперт воистину обскакал всех. Ночуя в морге, он не давал спуску ни себе, ни подчиненным. И только за то, что он, а не кто-то иной, был рядом, Гуров благодарил всех богов, которых только мог вспомнить.

Он поднялся по ступеням школьного крыльца и в который уже раз за последние несколько дней окунулся в прохладный воздух. К вечеру обещали грозы и основательное понижение температуры, и задохнувшаяся в пыли Москва, казалось, была бы рада любому, пусть даже слабенькому, дождю.

Гуров поднялся на второй этаж, здороваясь по пути с коллегами, и дошел до учительской, пересек ее и вошел в кабинет директора.

Вячеслав Иванович Немирович умер, сидя в своем кресле. Гуров осмотрелся и понял, что эта комната, пожалуй, является единственным местом в школе, в которой все сохранилось так, как было долгие годы. Слева окно с шелковыми желтыми занавесками, на подоконнике цветочный горшок с кривым алоэ. За спиной директора широкий стеллаж из массива дерева, а на полках полно брошюр и огромных папок с надписями на переплетах. Справа же у стены располагался шкаф из серии недорогой офисной мебели. Его дверцы были распахнуты, а в самом шкафу копался помощник эксперта, обмахивающий кистью с черным порошком графин. На стенах красовалось множество наградных грамот и пара вымпелов советских времен.

Вернувшийся с улицы Дроздов остановился рядом с Гуровым, сложил руки на груди и еще раз осмотрелся.

– Я здесь уже закончил, Лев Иванович, – сказал он. – Там труповозка приехала. Тело надо забирать. Будешь осматривать?

– Обязательно.

Гуров обошел стол и всмотрелся в лицо Немировича. Глаза Вячеслава Ивановича были приоткрыты, как и его рот. На подбородке и груди виднелись присохшие к ткани частицы полупереваренной пищи, выгнанные умирающим организмом наружу. К полноватому смазливому лицу навечно приклеилась кривая полуулыбка, не вязавшаяся с пустым взглядом, направленным в противоположный угол кабинета. Лицо умершего было умиротворенным. Ни страха, ни удивления перед смертью он не испытал.

– Бедняга и не предполагал, что через полчаса его жизнь оборвется, – констатировал Дроздов.

– Ну хоть поел напоследок.

Гуров наклонился к лицу Немировича и потянул носом воздух.

– И выпил.

– Ну хоть порадовался перед смертью.

Гуров отодвинулся от кресла и подошел к Дроздову.

– Что скажешь, Лев Иванович? Серийник?

– Нет. Серийным убийцей здесь и не пахнет. Умирают знакомые между собой люди, которые работали в одном месте и занимались одним делом. Что-то их связывало, а кто-то теперь методично пытается скрыть эту связь.

Гуров посмотрел туда, куда смотрел и Немирович в последние секунды своей жизни – в сторону угла рядом с окном, где стоял одинокий старый стул. Окликнув помощника эксперта, он попросил его внимательно осмотреть это место.

– Зафиксируйте все, что найдется. Каждую пылинку проверьте.

– Труп-то забрать можно? – поинтересовался Дроздов.

– Да, забирайте.

– Спасибо.

Дроздов ушел. А Лев Иванович, не дожидаясь появления санитаров, вышел в коридор и позвонил Стасу Крячко.

– Сбрось мне контакты заместителя