вваливается в прихожую и нетвердым шагом бредет в кабинет, не проронив ни слова. Как заботливая сестра, я, конечно, должна была пойти за ним, чтобы убедиться, что он в порядке, но я отчего-то этого не делаю. Наверное, чересчур сильно мое разочарование от его возвращения к бутылке после столь долгого перерыва, вселившего в меня надежду на его исцеление.

В университете настала пора сессии, поэтому при всем желании я не могу забиться в укромный угол в своей комнате и отгородиться от остального мира. Родители бы этого не одобрили, а мне не хочется их разочаровывать даже теперь, когда их нет рядом. Подозреваю, что спрятаться во второй раз мне бы не позволила и Аня – подруга методично проламывает мою броню отрешенности и заставляет выходить с ней выпить кофе или съесть пиццу, а когда я отказываюсь – приезжает ко мне без предупреждения, и мы вместе штудируем учебники или смотрим кино.

Несмотря на то что мне совсем не хочется говорить на тему своих отношений с Алексом, мне приходится признаться Ане, что с ним я лишилась девственности и сразу же прекратила общение. На выпученные глаза и справедливый вопрос: «Почему?» – у меня получается лишь промямлить, что мы чересчур разные и у нас нет будущего. Я знаю, что это звучит жалко и неправдоподобно, но, к счастью, верно истолковав мое состояние, подруга не лезет ко мне в душу, видимо, рассчитывая, что придет время и я сама ей все расскажу, как бывало уже неоднократно.

Этим вечером, проводив Аню до такси после очередного учебного марафона в моей комнате, я неторопливо возвращаюсь домой, с легкой тоской любуясь высаженными несколько лет назад мамой клумбами с пионами, когда телефон в моей руке оживает от входящего вызова. Я хмурюсь, увидев на экране незнакомый номер, и хочу проигнорировать звонок, но какое-то шестое чувство заставляет меня ответить.

– Да, – говорю я отрывисто, готовая в любой момент прервать разговор.

– Лиля, – раздается в трубке взволнованный голос брата. – Я… Меня арестовали. Везут в полицейский участок на допрос.

– Почему? – От изумления я замираю на месте, пытаясь осмыслить услышанное. – Что случилось?

– Это все Ди Анджело, – с ненавистью цедит Кирилл. – Он все-таки своего добился.

– Я не понимаю, – потрясенно шепчу я. – Что он сделал?

– Натравил на меня ищеек. Я не могу говорить. Поговори с дядей.

За два часа я делаю все возможное и невозможное, чтобы разобраться в том, что произошло с Кириллом. Беспрестанно и безрезультатно звоню в полицию, пытаясь выяснить причину задержания брата и место, куда его отвезли на допрос. Звоню дяде, у которого на протяжении двадцати минут занят номер, а когда он наконец отвечает мне, то огорошивает новостью об обысках в офисе и обещает узнать, куда именно забрали Кирилла. Звоню бабушке. Да, ее можно было бы пожалеть, но я очень хорошо помню, какое обещание она взяла с меня после смерти родителей – что бы ни произошло, я не буду лгать и утаивать от нее действительно важные события. Сейчас я не могу нарушить свое слово.

На часах полночь, но я, конечно, даже не думаю спать. Хожу из угла в угол как зверь в клетке, думая о том, как за такой короткий промежуток времени может разрушиться вся жизнь, и, главное, хочу понять, кто в этом виноват. Слова брата о том, что за его арестом стоит Александр, не дают мне покоя. Неужели он настолько ненавидит нашу семью, что мог подстроить нечто подобное?

Я обессиленно сажусь на диван в гостиной и закрываю глаза. Внутри все дрожит, мне отчаянно хочется изобрести машину времени и отправиться в прошлое, чтобы как-то исправить настоящее. Неизвестность убивает меня, но я понимаю, что у меня связаны руки. Я не знаю, где брат и почему его арестовали. И как бы я ни хотела помочь ему сейчас – у меня для этого нет никаких ресурсов.

Когда ожидание становится почти невыносимым, мне звонит дядя.

– Он в Щепкинском СИЗО, но к нему никого не пускают, – говорит он, сразу переходя к делу.

– Что мне делать? Ехать туда? Понадобятся деньги?

– Сейчас ни ты, ни я ничего сделать не сможем. Я переговорил с адвокатом. Скорее всего, его не пустят к Кириллу раньше утра. Ложись спать. Завтра будем действовать по обстоятельствам.

– Вряд ли я смогу уснуть, – с истерическим смешком говорю я. – Вы знаете, почему это происходит?

– По информации, которую мне удалось выяснить, его взяли за отмывание денег и уклонение от налогов, – со вздохом отвечает дядя. – У меня есть подозрение, что кто-то его слил.

Нажав на отбой, я бросаю мобильный на стол и прячу лицо в ладонях. Слез нет, но глаза нестерпимо жжет, а в горле застрял горький комок, который мне никак не удается проглотить. От информации, которую донес до меня дядя, голова идет кругом, но мне совсем не сложно предположить, кем может оказаться тот самый «кто-то», подставивший брата.

Несмотря на эмоциональное выгорание и усталость, я вдруг ощущаю странную решимость действовать. Плевать, что уже за полночь. Плевать, что я обещала себе больше никогда с ним не разговаривать. Плевать, если мне придется просить его – ради брата я готова пойти и на это.

Не давая себе возможности передумать, я вновь беру в руки телефон и набираю номер Александра Ди Анджело.

– Лиля.

Он отвечает почти сразу. Странно даже, я была почти уверена, что он заставит меня помучиться и либо будет долго тянуть, заставляя меня слушать гудки, либо вообще не возьмет трубку.

– Мне нужно с тобой поговорить, – произношу я твердо.

– Говори.

– Это не телефонный разговор.

– Я выпил и за руль сесть не могу. – Голос Алекса звучит спокойно и расслабленно.

– Значит, приеду я.

– Ты знаешь адрес.

Завершив разговор, я поднимаюсь в комнату, чтобы переодеться. Достаю джинсы и свитер. Потом иду в ванную, чтобы ополоснуть лицо. В зеркале на меня смотрит уставшая и измученная бледная девушка, но я намеренно отказываюсь маскировать следы переживаний. Возможно, если Алекс увидит, какую боль он мне причинил, он откажется от идеи преследовать брата.

Через час с небольшим я доезжаю до элитной многоэтажки, с которой связано чересчур много болезненных воспоминаний. Оставляю машину на гостевом паркинге и подхожу к двери с кодовым замком, пароль от которого Алекс прислал мне минутами ранее.

Пока я поднимаюсь в лифте на нужный этаж, моя нервозность достигает предела. Я почти хочу повернуть назад, но знаю, что не могу этого сделать – чересчур многое поставлено на карту.

Дверь в квартиру Алекса уже приоткрыта,