бы все понял по жгучему румянцу, залившему мои лицо и шею, и голодному выражению в глазах. Неужели мое тело теперь будет всегда реагировать на его присутствие подобным образом?

Когда Александр скрывается за дверью ванной комнаты, прихватив с собой всю одежду, я резко откидываюсь на подушку и устремляю невидящий взгляд в потолок. Сейчас, когда я осталась одна, вся безжалостная откровенность произошедшего бьет меня наотмашь, заставляя внутренне съежиться. Алекс обозвал меня, опять обвинил мою семью во всех смертных грехах, а я, вместо того чтобы выставить его из своего дома, переспала с ним.

Я даже задыхаюсь от правды, ударившей в глаза. Уму непостижимо. Он стал моим первым мужчиной. Ди Анджело. Враг. Человек, который меня ненавидит. Для него все это было лишь актом возмездия. И после всего, что между нами произошло, он даже не захотел на меня посмотреть.

Может быть, я ему неприятна?

Мои сердечные терзания прерываются скорым возвращением Алекса. Он уже полностью одет, а от непроницаемого выражения на его лице мне становится тошно. Сжав края простыни под мышкой, я поднимаюсь и усаживаюсь на кровати, настороженно наблюдая за его действиями.

Он явно нервничает. Вновь запускает пальцы в волосы, ероша их, хмурится, потом бросает на меня взгляд, в котором мне видятся отголоски былой страсти, растерянность и нежность.

«Ну, скажи, что тебе не все равно, – мысленно умоляю я Алекса. – Скажи, что ты ко мне тоже чувствуешь что-то особенное».

– Я прошу прощения за то, что случилось, – говорит он наконец.

Зародившаяся было в моей душе робкая надежда, что для нас еще не все потеряно, вмиг улетучивается. Да и смешно было на что-то надеяться.

– За что именно? – уточняю я, вся подбираясь.

– Я не имел права поступать так с тобой. Это была ошибка. – Голос звучит низко и подчеркнуто отстраненно, а на суровом лице нет ни следа эмоций.

– Не помню, чтобы меня принуждали.

– Это не имеет значения. У тебя все должно было быть не так. И в этом виноват только я.

– У меня? – переспрашиваю я, внутренне содрогаясь от мысли, что в сознании Александра мой первый раз должен был быть с кем-то другим.

– Ты заслуживаешь лучшего, а не этого… – На секунду он замолкает, явно с трудом подбирая слова: – На покрывале в твоей девичьей комнате.

– Это не имеет значения, – говорю я. – Я ни о чем не жалею.

– Я не предохранялся, – мрачно цедит Алекс. – Просто не думал… Я потерял голову. Это недопустимо с моей стороны, но ничего уже не изменишь. Есть ли шанс, что ты можешь забеременеть?

На мгновение мне кажется, что я ослышалась. А потом приходит моя очередь хмурить брови. Господи, я ведь даже не подумала об этом! Неудивительно, что Алекс выглядит как в воду опущенный – вряд ли его прельщает идея обзавестись совместным потомством.

– Маловероятно, – выдыхаю я, прикидывая свой цикл, но от волнения не в состоянии как следует все просчитать.

На лице Алекса отражается такое облегчение, что я едва подавляю истерический смешок. Значит, то, что для меня стало самым большим чувственным откровением за всю жизнь, для него лишь досадное недоразумение, которое по его оплошности может завершиться нежелательной беременностью.

– Пообещай, что как только будешь знать наверняка, ты мне позвонишь, – требовательно говорит он.

Я пожимаю плечами, пряча за бравадой рвущую сердце на части боль. Я не дура и умею читать между строк – его слова означают лишь то, что, когда я буду знать наверняка, мне придется ему звонить, потому что рядом со мной его не будет.

– Если тебе это важно, – отвечаю я, прикусывая губу с такой силой, что ощущаю во рту солоноватый привкус крови.

– Да, черт возьми, мне это важно! – неожиданно взрывается Алекс. – За кого ты меня принимаешь?

– Честно? Я не знаю, – отвечаю я, глотая слезы. – Думаю, что тебе пора уходить.

Он с шумом тянет носом воздух и, когда я уже не вижу ничего от застлавших глаза слез, вдруг оказывается рядом. Его руки ложатся мне на предплечья, а дыхание опаляет мой лоб.

– Не плачь, пожалуйста, – просит он глухо, касаясь губами моих волос.

– Я не плачу, – возражаю я, шмыгая носом. – Уходи.

Алекс прижимает меня к себе, так что я ощущаю своей грудной клеткой размашистые толчки его сердца, и вздыхает:

– Дай мне немного времени, Лиля.

– Времени для чего?

– Чтобы во всем разобраться.

– Я не понимаю тебя. – Даже если все, что произошло с нами в этой комнате, – ложь, эта фраза – моя единственная правда, мой крик души.

– Тебе и не нужно. По крайней мере сейчас. Просто доверься мне.

Как всегда – одни размытые фразы и ничего конкретного. Он что, держит меня за дуру? Собрав остатки сил, я отталкиваю Алекса.

– Уходи, Алекс, – говорю я твердо, стараясь держаться с достоинством, насколько это возможно, сидя на кровати в одной простыне, смятой после недавнего секса.

На мгновение в его глазах вспыхивают искорки раздражения, но он быстро берет себя в руки.

– Я позвоню.

– Не утруждай себя, – советую я.

Алекс сжимает губы, и на миг мне кажется, что он начнет протестовать. Сделает что-то, что позволит мне поверить в то, что он не так равнодушен, как мне кажется. Но он лишь пожимает плечами и отворачивается.

С трудом сдерживаемые слезы наконец прорывают плотину моего самообладания. И еще до того, как за Алексом закрывается дверь, я полностью растворяюсь в своем горе.

Глава 19

Следующую неделю я не живу – существую. На меня вновь наваливается апатия, в которой я пребывала после ухода родителей, и сейчас она кажется еще более душной и пронзительной, чем в первый раз. Словно мне трудно дышать полной грудью, потому что на нее давит необъяснимая тяжесть. Впрочем, у «тяжести» есть имя, но мне не хочется произносить его даже мысленно.

Алекс напоминает о себе несколько раз, но я его попытки поговорить стойко игнорирую. Он же, в отличие от предыдущих подобных случаев, не настаивает и не приезжает. Просто звонит по графику утром и вечером, словно выполняет какой-то ритуал, а в остальном меня не беспокоит. Не знаю даже, чего в этом для меня больше – облегчения или разочарования.

Брата в эти дни я почти не вижу. Лишь однажды мы сталкиваемся с ним на пороге дома: я рано утром уезжаю в университет, а он, видимо, только возвращается с вечеринки. От него так разит алкоголем, что меня начинает мутить, поэтому я инстинктивно отшатываюсь от него, как от прокаженного. Окинув меня остекленевшим взглядом, Кирилл