Верховный главнокомандующий обратил внимание на умелые действия командующего 57-й армией и справился о нем у генерала Еременко. Тот охарактеризовал Федора Ивановича с самой положительной стороны, отметив только излишнюю осторожность и склонность к преувеличению сил противника. Но, как показало время, то, что Еременко принимал за опасливость, было всего лишь оперативной расчетливостью, стремлением изучить обстановку до мелочей и предвидеть ее развитие на несколько ходов вперед.

Сталин еще некоторое время присматривался к деятельности генерала Толбухина и в марте 1943 года принял решение назначить его командующим Южным фронтом.

Кадровый выбор оказался удачным. 17 июня войска под командованием генерала Ф. И. Толбухина приступили к ведению активных боевых действий, надежно сковав противостоявшие силы гитлеровцев, воспретили их участие в Курской битве. Выполнив эту задачу, 18 августа они сами перешли в наступление, рассекая вновь созданную 6-ю полевую армию фашистской Германии (прежняя армия с таким номером перестала существовать под Сталинградом).

Операция развивалась точно по плану: тактическая зона обороны противника успешно прорвана, дивизии с заданным темпом идут туда, куда указывает стрела направления главного удара — на Донецк! Казалось бы, командующему только радоваться, но... оценив обстановку, генерал Толбухин внезапно принимает новое решение, столь же красивое, сколь и дерзкое. Он резко, на 90 градусов изменил направление наступления 4-го гвардейского кавалерийского корпуса и двинул его в стремительный обход по тылам противника к югу, на Таганрог.

30 августа город был освобожден. Солдатами 6-й армии вермахта овладел мистический ужас — перед ними явился леденящий душу призрак нового Сталинграда.

Начался отход, вскоре превратившийся в паническое бегство. 8 сентября алый флаг взвился над Сталино (так в ту пору назывался Донецк), а 12 днями позже войска Южного фронта вышли к знаменитому Восточному валу.

Этот вал, на который так рассчитывал командующий группой армий «Юг» фельдмаршал фон Манштейн, представлял собой мощную линию укреплений, прикрытую глубоким противотанковым рвом, тянувшуюся от Запорожья через Мелитополь до самых берегов Азовского моря. Идти на штурм немедленно, с уставшими, поредевшими, прошедшими с боями почти три сотни километров войсками? Пожалуй, такое решение счел бы авантюрным даже Мехлис. И все же глубокий анализ обстановки подсказывал: паузы допускать нельзя!

«Гвардейцы шли на приступ полевой крепости со штурмовыми лестницами на плечах, под огнем преодолевали глубоченный ров, накапливались для атаки, а тем временем с другой стороны рва по огневым точкам противника в упор били самоходные артиллерийские установки. Струя в струю хлестали по вражеским пулеметам перетащенные на руках «максимы». В это время саперы в стороне делали проход. Быстро сманеврировав, самоходные установки с небольшими группами пехоты на борту преодолевали ров и наносили удар по противнику с тыла», — вспоминал прорыв Восточного вала доктор военных наук генерал-майор М. И. Белов, в ту далекую пору командовавший пулеметным взводом.

Линия обороны начала трещать, и главные силы 6-й полевой армии противника потянулись к ее наиболее слабому, северному участку. Советская разведка своевременно вскрыла этот маневр, и ответный ход генерала Толбухина был точен.

На юг, к Мелитополю! Именно туда, в обратном и потому особенно неожиданном для гитлеровского генерала Холлидта направлении устремилась 51-я общевойсковая армия с танковым и кавалерийским корпусами. Ее внезапный удар определил исход сражения, и 23 августа Мелитополь был взят войсками 4-го Украинского фронта — так теперь называлась вверенная генералу Толбухину стратегическая группировка.

Звезда полководца ярко вспыхнула, и отныне блеск ее был виден всем. Как ошибались те, кто отказывал этому доброму, мягкому на первый взгляд человеку в способности принимать отчаянно смелые решения и с железным упорством проводить их в жизнь! Вот и сейчас он, максимально используя успех, продолжал победоносное наступление, не давая противнику опомниться.

Офицеры штаба отметили — на столе у командующего появилась карта Крыма. Федор Иванович смотрел на нее все чаще. Он внимательно изучал данные разведки, в свободной форме, демократично обсуждал с подчиненными варианты замысла будущей операции, но на душе было тревожно. Надежда, что именно ему выпадет честь отплатить за былое поражение советских войск, становилась реальностью, но вдруг Ставка переведет его на другое направление, прикажет принять другую должность?

Опасения на этот раз были напрасны: Верховный главнокомандующий не только полностью доверял военачальнику, но возлагал на его талант особые надежды. Недаром Федор Иванович Толбухин, еще в ноябре 1942 года бывший генерал-майором, в сентябре 1943-го получил воинское звание генерала армии. Три генеральских звания менее чем за год — таким не мог похвастаться никто, даже на войне.

Весь свой талант, все свои силы вложил полководец в подготовку битвы за Тавриду, где оборонялись 17-я полевая армия фашистской Германии и румынские дивизии. Командовал группировкой противника генерал- полковник Еннеке, и назначен сюда он был не зря — очень хорошо разбирался в фортификации.

Получив приказ Гитлера во что бы то ни стало удержать Крым, Еннеке прежде всего обратил внимание на Турецкий вал, уже несколько веков защищавший ворота полуострова. Штурмовали его и запорожские казаки, и солдаты Суворова, и красноармейские дивизии Фрунзе, а совсем недавно, в 1941 году, и войска генерала фон Манштейна. Теперь к высокой, до 10 метров, земляной насыпи и широким рвам добавились три полосы обороны глубиной до 35 километров, насыщенные траншеями, долговременными огневыми точками, прикрытые минными полями, проволочными заграждениями, противотанковыми надолбами и ежами.

Но все же был в образовании гитлеровского генерала существенный пробел — скорее всего он пренебрег опытом гражданской войны в России и не знал, что удар в тыл Перекопским позициям с обходом через Сивашский залив хотя и чрезвычайно сложен, но возможен. Ведь именно так открыл «ворота в Крым» Фрунзе.

Зато генерал Толбухин знал это очень хорошо. Более того, в его штабе служил офицер, некогда воевавший под знаменами красного полководца. Он-то и привел к командующему фронтом немолодого, лет под семьдесят, рыбака.

— Это правда, что мне о вас рассказывали? — спросил Федор Иванович.

— Да, товарищ генерал, уж не сомневайтесь. Это я тогда, в двадцатом, переводил через Сиваш красных. Да и сейчас не подкачаю, Правда, с той поры уж двадцать лет миновало. Сиваш изменился, и броды снова отыскивать надо, а вода-то ледяная. Ну да ничего...

Федор Иванович все же засомневался, по плечу ли рыбаку такое трудное дело, но Иван Оленчук (так звали этого человека) требовал назначить проводником именно его. Жалеть о принятом решении не пришлось.

Старик повторил свой подвиг. По грудь в холодной соленой воде, ночью, с оружием и боеприпасами на плечах части 10-го стрелкового корпуса вброд форсировали Сиваш и с ходу атаковали противника. Им удалось захватить плацдарм — клочок голой, просоленной, продуваемой всеми ветрами, простреливаемой со всех сторон крымской земли размером 18 километров по фронту и 14 в глубину — и закрепиться на нем.