С нижней палубы грациозно появилась стройная фигура. Она быстро, так что ветер подхватил и отбросил назад ее волосы, побежала через палубу туда, где стоял Рауль, и просунула руку ему под локоть. Сердце Харриет начало биться медленными тяжелыми толчками. Рауль отказался позволить ей участвовать в экспедиции на том основании, что она женщина, он лишил ее возможности исполнить заветное желание. Тем не менее женщина могла быть членом группы. Его заявление Себастьяну, что путешествие слишком опасно для Харриет, было не более чем ухищрением, чтобы не разрешить ей присоединиться к ним: Рауль не желал, чтобы ее присутствие мешало ему. У истока Нила будет стоять Наринда — Наринда, которую исток реки интересовал, вероятно, не больше, чем леди Крейл. Харриет почувствовала приступ ярости. На этот раз мистер Рауль Бове превзошел самого себя. Схватив чистое нижнее белье и сменную блузку с юбкой, Харриет поспешно скатала все вместе — больше ей ничего не нужно, на борт было погружено достаточно провизии, чтобы содержать целую армию. Потом она взяла револьвер, который ей дал Рауль и который незаряженным лежал у нее под кроватью, побежала вниз и через внутренний двор в конюшню. Лошадь не принадлежала ей, чтобы она могла ею распоряжаться, но Харриет это не заботило, животное будет возвращено — со временем.

Харриет быстрым галопом проскакала по пыльным, грязным улицам и выехала на открытое пространство. Справа от нее широко раскинулся Нил, и на нем хорошо были видны парусное судно и барки. Земля по берегам была болотистой, и Харриет пришлось свернуть в сторону и пробираться через рощу акаций с острыми короткими колючками, служившую единственным утешением для глаз на фоне бесплодной окружающей пустыни. Лодки подгонял сильный ветер, и Харриет очень скоро отстала. Но она знала, что в сумерках им придется бросить якорь, и решила, что догонит их или умрет.

В следующие часы Харриет казалось, что смерть будет ей единственной наградой за ее безрассудство. Жара была невыносимой, а Харриет даже не подумала взять с собой воду. Было очевидно, что лошадь не может бесконечно продолжать скакать галопом. Харриет понимала, что скоро ей придется замедлить скачку, а затем, когда пот потечет ручьями и с животного, и с всадницы, перевести лошадь на шаг. Далеко впереди она видела ослепительно белые паруса, и упрямство настойчиво подгоняло ее вперед: на ночь они должны стать на якорь, и если ей придется идти босиком, она все равно дойдет до них.

Это был самый длинный день в ее жизни: жара и мухи, грязь и изнеможение создавали ощущение, что он тянется бесконечно. Когда на пустыню опустилась ночь, Харриет обуяли новые страхи: она боялась животных, которые охотились на речных отмелях. Иногда она слышала скольжение крокодилов и звуки других диких зверей, которых не могла разглядеть. Для уверенности Харриет нащупала рукоятку револьвера. Если суда не бросят на ночь якорь, она погибла. Без воды у ее лошади не хватит сил, чтобы вернуться в Хартум, а она сама умрет одна в пустыне, как это едва не случилось с ней недавно. Когда слабое белое мерцание раскололо темноту, Харриет едва не разрыдалась от счастья и, заставив лошадь сделать еще одно усилие, поскакала к освещенному фонарем судну. Звук ее приближения вызвал суматоху, потом в нескольких дюймах от Харриет пролетела выпущенная из ружья пуля, а лошадь в испуге шарахнулась в сторону. Харриет вскрикнула, и в ответ со стоявших на якоре судов раздались громкие крики.

— Это всадник, а не животное! — услышала Харриет возглас доктора Уолтера.

— Это женщина! — раздался взбешенный голос Рауля, и затем Харриет увидела, как знакомая фигура спрыгнула с борта судна и зашлепала по воде к тростникам.

Плохо соображая от радости, Харриет спустилась со спины взмыленной лошади, и ей моментально с такой силой сжали плечи, что она вскрикнула от боли.

— Маленькая дурочка! Вы могли умереть прямо здесь!

— Я почти умерла, — откликнулась Харриет, беспомощно всхлипнув.

— Так бы вам и надо было! — Он посмотрел ей прямо в глаза. — Если вы стараетесь сорвать мою экспедицию, то вы сильно просчитались.

— Сорвать?

Застыв от негодования, Харриет посмотрела вверх на Рауля.

— Крейл продолжит путь на юг, а не вернется с вами в Хартум!

— Но…

Слова замерли у нее на губах, потому что пальцы Рауля грубо вонзились ей в плечи.

— Мы не собираемся задерживаться или терять члена нашей группы, чтобы провожать вас обратно в безопасное место. Вы добились большего, чем ожидали, мисс Латимер! Вы хотели присоединиться к нам, теперь вы останетесь с нами.

Харриет захотелось громко рассмеяться. Она добилась своей цели, и, пока ее это устраивало, Рауль Бове мог строить догадки, какие ему вздумается.

— Но вы не будете продолжать свои любовные отношения с Крейлом, пока не закончится экспедиция. — Он сердито встряхнул ее. — Научная экспедиция не место для ухаживаний.

— Это распространяется и на руководителя экспедиции? — язвительно поинтересовалась Харриет, стараясь освободиться от его грубой хватки.

— В том, что касается вас, мисс Латимер, несомненно.

Он отпустил ее так внезапно, что Харриет чуть не упала.

— Боже мой! Что еще?..

Ничего не понимая, доктор Уолтер, пробившись через тростник и выйдя на берег, подошел к ним.

— Мисс Латимер все же будет путешествовать вместе с нами, — лаконично сообщил Рауль и, повернувшись, зашагал по воде к судну, не проявив ни малейшего намерения помочь Харриет.

— Дорогая мисс Латимер…

Маленькая ласковая рука доктора взяла Харриет под руку.

В темноте Харриет услышала, как Себастьян Крейл повысил голос, сначала от изумления, а потом от возмущения, когда Рауль сообщил ему сперва о ее прибытии, а потом о запрете продолжать любые нежные отношения между ними. Доктор Уолтер провел Харриет сквозь тростник в воде по колено, и тогда она ясно разобрала требовательные слова Рауля:

— Вы будете делать то, что я говорю, Крейл, и не задержите экспедицию, провожая мисс Латимер обратно в Хартум.

Священник с сочувственным видом наклонился над бортом и протянул Харриет руки. Харриет с благодарностью приняла его помощь, а когда ее ноги коснулись обшивки палубы, Себастьян уже был рядом с ней. Себастьян, как и Рауль, несомненно, неправильно истолковал мотивы ее поступка, но Харриет слишком устала, чтобы пускаться в дальнейшие объяснения, касающиеся ее поведения.

— Я устала, Себастьян, и хочу пить. У меня нет желания сегодня вечером с кем-либо разговаривать.

Харриет смутно отдавала себе отчет, что все заботятся о ней: рука доктора Уолтера не покидала ее плеч, пока он провожал ее на нижнюю палубу в каюту, очевидно, принадлежавшую ему самому; молодой англиканский священник втиснулся рядом с ним с соком лайма и печеньем; мужчина в очках, которому она еще не была представлена, принес ей успокоительный порошок; Себастьян, неподвижно стоя на пороге, говорил без умолку. Не было только Рауля. Когда джентльмены разошлись, Харриет заметила еще пару глаз, наблюдавших за ней, но в этих глазах не было ни заботы, ни дружелюбия — одна только неприкрытая ненависть.