Ранним утром из лагеря в сопровождении конвоя выехала наглухо зашторенная карета. Следом поскакали офицеры фельдсвязи с подробным рапортом и подписанным генералом от инфантерии князем Голенищевым-Кутузовым представлением о присвоении секунд-майору Каменскому чина подполковника досрочно. В личном письме государю дописал, что Каменский заслуживает присвоения звания полковника, но через ступень, на то требуется высочайшее решение Императорского Величества, у Кутузова полномочий нет.

К полудню после осмотра позиций теперь уже успокоенный генерал, у которого словно камень с души свалился, собрался обедать. Вдруг услышал далёкую дробь барабанов со стороны противника. Офицеры штаба всполошились, ожидая недоброго. Но Кутузов уже всё понял.

– Наконец! Свершилось, – умиротворённо проговорил генерал и трижды перекрестился на образа.

Офицеры, озадаченные поведением главнокомандующего, последовали его примеру.

Доставили парламентёра с запечатанным свитком, перевязанным зелёной шёлковой лентой. Михаил Илларионович встретил того сидя за походным столом, одетым по всей форме, в орденах, в напудренном парике. Не вставая, выслушал молча. От толмача, пришедшего с ним, отказался. Не разворачивая свиток, учтиво справился о здоровье великого визиря. Спросил, всё ли в порядке, не голоден ли. Несмотря на гордо произнесённый отрицательный ответ, попросил денщика проводить гостя и накормить.

Когда все вышли, подрагивающими от волнения пальцами распечатал свиток. Наклонившись поближе к свечному канделябру, стал внимательно читать. Как и ожидал, после витиеватых оборотов, всяческих восхвалений к себе наконец прочитал о том, чего и добивался. Ахмет-паша согласился на обмен пленными. Просил дополнительно к предложенным условиям не мешать совершать хотя бы мелкие лодочные сообщения между островом и правым берегом. В основном для переправы на берег раненых и больных.

Кутузов пригласил писаря. Стал диктовать ответ. Указав время и порядок обмена, сообщил, что он, соблюдая милосердие, не будет препятствовать лодочному сообщению, но только в дневное время. Закончив, прочитал написанный писарем текст, наложил размашистую, с вензелями подпись. Самолично запечатал пакет, передал через адъютанта. Попросил передать Ахмет-паше презент, чего-нибудь вкусненького.

– И непременно кофейных зёрен и лимонов положите для майора Бибикова.

Вызвал генерала Булатова и подполковника Каменского. Первым делом зачитал приказ о досрочном присвоении звания и выделении из казны в награду немалой суммы денег. Павел Арсеньевич от неожиданности даже растерялся, но ответил чётко, по уставу.

Совещаясь, сидели долго. Обсуждали порядок обмена пленными и другое. Напомнил Каменскому о ревизии поселений в своём ближайшем тылу. Просил Булатова оказать содействие людьми службе подполковника. Отказа не было. Авторитет Каменского после недавнего случая в штабе вырос чрезвычайно.

Глава 24

Кутузов с утра чувствовал себя неважно. Тревожила неизвестность. Вот уже как час назад должен был произойти обмен пленными. Хотя всё было продуманно до мелочей, полной уверенности, что всё произойдёт по плану, не было. Уж слишком коварен был Ахмет-паша. Он должен задумать какую-нибудь подлость. Уж очень легко согласился на обмен.

Вдалеке, со стороны Дуная, ниже по течению, послышалась пушечная канонада. Похоже, в районе заслона Дунайской флотилии, что стояла ниже по течению, возник непорядок. Но, судя по темпу ведения огня, Кутузов понял, Акимов, командующий флотилией, владел ситуацией. «Ахмет-паша остался верен себе, – Михаил Илларионович, сдерживая волнение, стал медленным шагом ходить вокруг штабного стола с разложенной картой, – видимо, устроил отвлекающую провокацию».

Кутузов остановился перед картой, стал разглядывать что-то в ней. «Не решил ли он бежать с острова под шумок?» – словно кинжалом полоснула в голове генерала мысль.

– Только бы наши моряки не помешали бы ему, – вслух произнёс в волнении Кутузов.

Послышался шум прискакавшего всадника.

«Ну наконец, прибыли известия!» – облегчённо вздохнул Михаил Илларионович.

Выслушал доклад спокойно, не перебивал. С каждым словом запыхавшегося гонца ему становилось лучше, беспокоящая с утра тревога отступила. Всё сложилось хорошо, почти по плану. Обмен произведён, Павлушу доставили лекарям, им занимается доктор. Рана неопасная, хоть и запущена.

Наш заслон на реке был атакован турецкой флотилией. Пытались протаранить флагманский корабль капитана Акимова. Отбили успешно. Взяли на абордаж одно судно. Остальных отогнали мортирами. Изрядно побитые, ушли за излучину реки, там и стали. Поначалу не поняли смысла атаки, но потом увидели шлюпку, резво идущую от острова. То под шумок бежал визирь. Подполковник Каменский в тот момент находился на борту. Он прибыл ранее к Акимову по делам. Вынужден был принять участие в абордажном бою. К известию о побеге Ахмет-паши отнёсся спокойно, погоню отменил.

Среди каторжных гребцов захваченного турецкого судна подполковник с трудом узнал своего давнего противника, бывшего чорбаджи османских лазутчиков. Подобрав обро-нённую убитым соратником саблю, он яростно кинулся на Каменского. Схватка была отчаянной. Оба были искусными фехтовальщиками. Чорбаджи, с перекошенным от ненависти лицом, со спутанной грязной бородой, в грязной рваной робе, босой, кидался на своего обидчика снова и снова и добился своего, ранил подполковника в плечо. Но Павел Арсеньевич устоял, отбил клинок янычара и нанёс сам удар. Потом, изловчившись, каким-то непонятным приёмом, выбил саблю из рук смертельного противника.

Доблестный янычар, имевший неограниченные полномочия, блестящий офицер, потомок благородного рода, франт теперь стоял с окровавленными от тяжёлой каторжной гребной работы руками. С грязной свалявшейся бородой, сильно отощавший, с впалыми глазами, с приставленным к горлу острым русским клинком. И всему виной был Каменский, переигравший его сначала в операции по захвату главнокомандующего Дунайской армии русских, а теперь в смертельной сабельной схватке.

Павел Арсеньевич сжалился над своим поверженным смертельным врагом, попросил Акимова отнестись к нему снисходительно.

Михаил Илларионович, выслушав эмоциональный рассказ офицера, расспросив о самочувствии подполковника, отпустил его. Удовлетворённо потерев ладонями, проговорил вслух:

– Всё сложилось хорошо, теперь и о перемирии можно начинать говорить. Надо же, флотилию привлёк, шельмец!

Приказал адъютанту приготовить коня, пояснил:

– К Павлуше поеду, в госпиталь.

Наступившая осень зарядила продолжительными моросящими дождями. Но войска позаботились о землянках и других укрытиях, где можно было просушить одежду, попить горячего чаю, а то и фруктового сбитню, благо края южные, урожаи в садах хорошие, от продавцов отбоя нет, цены доступные, лишь бы взяли.

Майора Бибикова отправили санитарным обозом в Бухарест, к Варламу, под присмотр дочери Михаила Илларионовича и кузины Павла.

Генерал не хотел терять дружбы с Варламом, надеялся использовать влияние боярина на местную знать в своих интересах. С племянницей пусть разбирается сам. Тем более если удастся уговорить визиря поместить его бедствующую армию на постой в деревни, то продуктов в деревнях надолго не хватит. Придётся просить Варлама дополнительно организовать поставку продуктов. Да и русской армии может не хватить запасов при затягивании осады.

Ситуация на острове и занятом плацдарме складывалась трагично. После побега Ахмет-паши в крепость сообщение через Дунай перекрыли полностью. Запертая