Я дал ему коврик; тем временем окутанные тучами горы как будто придвинулись и, казалось, вот-вот обрушатся на крышу дома.

— Итак, — сказал я, вернувшись на свое место, — поскольку молчание нам не поможет, я хотел бы услышать, к каким мерам предосторожности вы прибегаете, путешествуя в грозу.

— Подождем, пока эта пройдет.

— Нет уж, рассказывайте. Вы ведь стоите, согласно вашим же рекомендациям, на самом безопасном месте. Начинайте!

— Вкратце меры следующие. Я не приближаюсь к соснам, высоким домам, одиноко стоящим амбарам, не хожу по высокогорным пастбищам, по берегам ручьев, сторонюсь овечьих стад и скопищ людей. Путешествуя пешком, как сегодня, я двигаюсь медленно; если еду в своей двуколке, не касаюсь ни бортов, ни спинки сиденья; если верхом — спешиваюсь и веду лошадь. Но особенно я избегаю компании мужчин высокого роста.

— Мне кажется, что я сплю! Человек должен избегать человека, да еще в час опасности?

— Избегаю я только рослых мужчин во время грозы. Каким же невеждой нужно быть, чтобы не знать, что высоты в шесть футов[21] достаточно для притяжения электрического разряда из тучи? Разве вам неизвестны случаи, когда одиноких пахарей на полях Кентукки молния настигала прямо посреди неоконченной борозды? Более того, если человек ростом в шесть футов встанет на берегу бурного потока, туча порой может избрать его в качестве контакта между нею и потоком. Ох! Несомненно, это раскололся вон тот черный пик… Да, человек — хороший проводник. Дерево молния только ошкуривает, а человека прошивает насквозь. Однако, сэр, вы уже так долго заставляете меня отвечать на ваши вопросы, а мы все еще не дошли до дела. Закажете ли вы у меня громоотвод? Поглядите-ка на образец. Видите? Он сделан из наилучшей меди. Медь — прекрасный проводник. Домик ваш невысок, но, будучи расположен на горе, он ничуть от малой высоты своей не выигрывает. Вы, горцы, сильно рискуете. В гористых областях продажа громоотводов должна процветать. Взгляните на образец, сэр. Для такого маленького домика хватит одной штуки. Просмотрите мои рекомендации. Только один громоотвод, сэр, и всего за двадцать долларов. Ой-ой! Гранитные хребты Таконик и Хусик[22] столкнулись и разлетелись на осколки. Судя по звуку, молния во что-то попала. Установив громоотвод на высоте пять футов над крышей, вы защитите все в радиусе двадцати футов от древка. Всего двадцать долларов, сэр, по доллару за фут. Ох! Какой ужас! Желаете заказать? Купите? Позволите записать ваше имя? Вы только подумайте; одно мгновение, и вы можете превратиться в кучку угольков, словно лошадь на привязи в конюшне!

— Вы явились ко мне как чрезвычайный посол и полномочный министр Юпитера Громовержца, — засмеялся я. — А вы просто человек, который пришел сюда, намереваясь втиснуться со своим чубуком между твердью и небесами. Научившись извлекать вспышки зеленого света из лейденской банки, вы полагаете, что можете отклонить удары стихии? Ваше изделие покроется окислами или сломается, и где вы окажетесь после этого? Кто уполномочил вас, новоявленного Тецеля[23], торговать вразнос своими индульгенциями от божественных установлений? Волосы на головах наших сочтены, как и дни жизни нашей. Будь небо в тучах или ясное солнце, я чувствую себя спокойно в руках моего Бога. Прочь, лживый торгаш! Смотри, свиток бури сворачивается, но мой дом невредим, в голубом небе играет радуга, и в ней читаю я весть о том, что божество никогда не возымеет намерения идти войной на землю людей.

— Мерзкий нечестивец! — с пеной у рта вскричал незнакомец; лицо его почернело при виде радуги. — Я всем расскажу о твоих богопротивных речах!

Гримаса злобы исказила его лицо; синие пятна вокруг его глаз стали шире, подобно кольцам, окружающим полуночную луну в штормовую ночь. Он бросился на меня, целясь трезубцем своего изделия в мое сердце.

Я схватился за древко; я вырвал его, бросил на пол, растоптал; потом подтащил мрачного повелителя молний к двери и вышвырнул вон; следом за ним выкинул и его узловатый медный жезл.

И все же, несмотря на такое мое обхождение, несмотря на мои попытки разубедить соседей, господин Громоотвод все еще обитает в нашей округе; он по-прежнему путешествует во время грозы, извлекая немалую выгоду для своей торговли из страхов человеческих.

Перевод Алины Немировой

Элис Паркер Батлер. Изобретение как хобби

Элис Паркер Батлер (1869–1937) был очень плодовитым американским автором, из-под его руки вышло более тридцати романов, несколько «романов в рассказах», а собственно рассказов — свыше двух тысяч! Наиболее прославлен он как создатель Фило Габба, детектива-заочника, получившего свой диплом на «удаленных» курсах (интернета тогда не было, но его заменяла переписка) и раз за разом достигающего успеха, несмотря на вопиющие ошибки, которые этот «Шерлок Холмс по переписке» постоянно допускал.

Работал Батлер и в области «литературы о страшном», но тут, как и во всех остальных случаях, его рассказы окрашены мягким юмором. Если с кем и сравнивать батлеровскую тональность, то, пожалуй, с творчеством О. Генри. Оба они — певцы «уходящей» Америки, страны молодой и частенько по-деревенски простоватой, даже когда ее обитатели переселяются из ковбойских прерий в механизированные дебри мегаполисов.

С юности до старости Дэниэл был, так сказать, работником большой дороги. Нет, речь идет не о разбое, а о шоссе. Он достиг кое-каких высот, но теперь, когда старость действительно наступила, дорожная служба штата Нью-Йорк выделила ему синекуру: место при шлагбауме на самой окраине Четырнадцатой улицы. Работа несложная, но скучная: большую часть дня улица пустовала, лишь утром и вечером по ней следовали фургоны с лесопилки[24]. Так что основным занятием Дэниэла было сидеть на скамье рядом со шлагбаумом и угрюмо смотреть перед собой.

Правда, в послеобеденное время его одиночество скрашивали визиты соседей. Чаще всего к Дэниэлу заглядывал бармен Стивен Потс, иногда к нему присоединялись, вместе или порознь, жестянщик Аронсон, мелкий коммивояжер Смит и сапожник Бутс из мастерской напротив. Главенствовал среди них, разумеется, бармен: самый начитанный (по крайней мере, газеты он точно читал), самый наслышанный (это тоже трудно отрицать: посетители бара, как известно, склонны к разговорам), а поэтому свято убежденный в своем превосходстве над остальными собеседниками и праве поучать их. Потому их беседы в основном сводились к монологам Потса, остальным предписывалось почтительно внимать. Правило это иногда нарушалось лишь при появлении коммивояжера, человека въедливого и склонного к скепсису.

— Эх, об одном только жалею… — задумчиво начал Дэниэл, когда Потс опустился на скамью рядом с ним.

— О чем