После чего ее стошнило в раковину.

«До чего он меня довел, – думала Ирма, отмывая поддон, – так и на наркотики можно подсесть». Алкоголиков она ненавидела. И вот сама шагнула на край пропасти!

Во всем этом был виноват омерзительный старик, сидевший как сыч на ее постели.

– Сволочь, сволочь, сволочь! – бормотала Ирма. Руки у нее тряслись.

Много лет Ирма обитала в очень комфортной среде. Издатель ее лелеял. Читатели спорили о том, какая книга лучше.

Если кота гладят со всех сторон, он быстро забывает, что не все любят котиков.

Заполучив Гройса, Ирма ни на секунду не задумывалась, что он может не оценить ее по достоинству. Она – преуспевающая писательница. Он – престарелый жулик. Разве этот расклад не обеспечивает ей его уважение?

Ирма стащила перчатки, в которых отмывала раковину, и выкинула в ведро.

Однажды, когда она была маленькая, ее привели в квартиру, где жила сова.

– Посмотри, – сказали Ирме, подведя ее к столу, – это птичка.

Сова сидела неподвижно и была похожа на кота, заколосившегося перьями. Вокруг глаз у совы все было белое, грудка седая. Ирма поняла, что птица очень старая. Даже лапы у нее мохнатые. Обросли к зиме, что ли?..

Сова смотрела перед собой совершенно круглыми глазами, вобравшими в себя день и ночь – в зрачке кромешная тьма, по краешку сияет золотистый солнечный ободок. Она была словно в оцепенении. Может, уже в спячку впала? – подумала Ирма. Ей доводилось слышать, что некоторые животные умеют спать с открытыми глазами.

Девочка протянула руку и погладила птицу по макушке.

Сова молниеносно извернулась, точно змея, и вонзила клюв ей в палец. Нахохлилась, потопталась на месте и снова застыла, как заколдованная. Ирма осталась с пробитым пальцем, из которого ручьем хлестала кровь.

Больше всего ее тогда поразил не размер раны (палец оказался распорот, словно его взрезали скальпелем). И даже не внезапность нападения. А гадючьи повадки в тихой на вид птице и яростное безмолвие, с которым сова нанесла удар.

Гройс напоминал ей сову. Худую, взъерошенную, но не растерявшую привычек, делавших его таким опасным. Сидит в одеяле, глазами лупает. А потом извернется – и половины пальца как не бывало.

Ей пришлось выпить пустырника, чтобы отпустило. Внутри не сердце билось, а тикал часовой механизм, подключенный к бомбе. Третья порция успокоительного остановила стрелки, иначе Ирму разорвало бы, а вместе с ней и Гройса.

Весь следующий день они вели себя как поссорившиеся супруги, прожившие вместе полвека. И деться некуда, и смотреть друг на друга тошно. Ирма утром молча принесла завтрак. Гройс молча пописал в ведро. Она повернула фикус другой стороной к солнцу. Он бросил под кровать носки.

После обеда она принесла ему свежие.

Это были носки той же фирмы, которую он носил. Шелк-вискоза, с укрепленной пяткой.

Гройс вспомнил, что она уехала сразу же после завтрака, сопоставил это с носками. И его вдруг кольнуло. Получается, она специально искала то, что было ему привычно. Не каждый магазин торговал продукцией этой фирмы, а ей еще нужно было выбраться из своей деревни. За продуктами она ездила накануне – выходит, сегодняшний марш-бросок был посвящен исключительно его носкам.

«Вот что ты вчера устроил? – мрачно спросил себя старик. – Ну, скучная тетка. Ну, пишет хреново. Но вреда-то никому не причиняет… почти. Дворнягу вон приютила и кормит. Ведь не любит ее, а все равно держит. Другая бы выгнала давно и взяла персидского кота. На приюты наверняка жертвует со своих гонораров. Одинокая она, вот и едет малость крышей. А ты ее искусал как бешеная собака».

Не то чтобы Гройсу было стыдно. Но он впервые ощутил что-то, похожее на жалость.

Тем более Ирма молчала. Тоже, значит, чувствовала себя виноватой.

«Извиняться буду», – решил Гройс. Вовсе не потому, что хотел угодить тюремщице. Именно теперь он перестал думать о ней как о навесном замке, к которому нужно подобрать отмычку. Надо же, носки купила… И ведь синие, как он любит.

Ирма действительно объехала шесть магазинов в поисках носков для пленника. Ей необходимо было чем-то занять время. В голове царил сумбур. Утром при взгляде на раковину ее снова чуть не стошнило. Она едва сумела приготовить Гройсу завтрак, а войдя в его комнату, увидела на полу скомканные носки.

Поднос с кашей Ирма не опрокинула лишь чудом.

Она ненавидела грязь. Грязную одежду, грязную обувь, грязные отношения. В ее доме, как и в квартире, царила чистота. Гройс угадал насчет десятка освежителей воздуха, но если бы он увидел, что в действительности стоит в тумбочке под ее раковиной, ему бы это не понравилось. Ирма покупала новое средство, которое очищало лучше предыдущего, но проходило время, и она убеждалась, что новинка перестает работать. Что это – заговор производителей? Или мутация плесени, становящейся все более устойчивой? Ирма понимала одно: грязь снова отвоевывает позиции. Тошнотворная кайма возле слива раковины темнеет. Унитаз расцветает изнутри ржавыми пятнами. Она отдраивала их каждый день, но это не помогало. И пыль, пыль собиралась везде! А ведь человек ею дышит! Эта дрянь попадает в его легкие и продолжает свою разрушительную работу – точно паразит, откладывающий в тело хозяина личинки, которые вырастут и съедят его изнутри.

Ирму трясло при виде пылинок, танцующих в солнечном луче. Всех тех, кто воспевал эту мерзость в стихах и прозе, она заставила бы драить клозеты в ночлежках для бездомных.

Накануне она до полуночи отмывала кухню. Все до единой ложки залила кипятком с содой. Поверхность раковины и кран обработала с хлоркой. Стопку тканых салфеток отпарила утюгом – она уже делала это три дня назад, но с тех пор на них могла осесть грязь.

А утром зашла в комнату, и там были носки.

Ирма шарахнулась от них, как корова от раскаленного клейма. Но было поздно: они с шипением впечатались ей в память. Скукожившиеся, как гигантские дохлые пиявки. Распространяющие чудовищное зловоние. С крошечной металлической пластинкой, на которой было выбито название производителя. Все это Ирма ухватила взглядом и больше не могла выкинуть из головы.

Она сбежала из собственного дома. Ее душевное равновесие было нарушено до такой степени, что все, на что она оказалась способна – это заходить в магазины и спрашивать носки определенной фирмы. Ей нужно было заменить грязное чистым, вытеснить его таким же, но правильным, хорошим! Когда она, наконец, отыскала искомое, то приобрела сразу двадцать пар – ни о чем не думая, лишь бы только забить, закупорить чистыми носками жерло вулкана, извергающего грязь.

Носки оказались дорогими, но скупая обычно Ирма даже не заметила этой траты.

Она вернулась и осторожно заглянула к пленнику. Гройс спал. Отросшая щетина придавала ему благообразный вид. Даже в пижаме он ухитрялся выглядеть… элегантно. Черт, элегантно!