При нашем появлении она прекратила работу и вытерла руки о подол.

– Доброго дня вам, Ефросинья Сергеевна!

Вержбовский приподнял шляпу, я же ограничился лёгким кивком.

– И вам не хворать, Виктор Аскольдович, – ответила женщина низким грудным голосом. – Не иначе, к моему благоверному пожаловали?

– К нему, к Василию Антоновичу. Дома он?

– В конюшне, с лошадьми возится. Сейчас кликну…

– Не стоит, Ефросинья Сергеевна, мы сами.

Двор у атамана был большой, а конюшня в виде длинного сарая располагалась за домом. За конюшней виден был откос и далее огороды, разбитые на ровные квадраты, которые разрезала чуть петляющая просёлочная дорога.

Атаман из шланга поливал зеленоглазого жеребца и тёр его бока жёсткой щёткой, а вода подавалась из колодца при помощи… бензинового насоса. Вот и источник загадочного звука. Всё ж таки присутствует здесь в каком-то виде цивилизация. Да и телефонный аппарат в доме есть, ведь Вержбовский созванивался с атаманом.

– A-а, господин Вержбовский, – приветствовал знакомого Науменко. – А это кто с вами?

– Это тот самый Ефим Николаевич Сорокин, о котором я вам рассказывал. И он уже успел отличиться, в одиночку расправившись с группой итальянцев, которые пришли требовать с моего сына деньги.

– Прям-таки и расправился? – прищурился атаман.

– На глазах у Андрея, – подтвердил Вержбовский. – Без единого выстрела, четверых уложил только ножом.

В этот момент я чувствовал себя вещью, к которой один приценивается, а второй расхваливает.

– Хм, дельный, видно, хлопец.

Он протянул мне руку. Рукопожатие его было на редкость крепким, несмотря на то что Науменко выглядел неказисто. Он словно решил проверить, как справится гость. А гость оказался не робкого десятка, и в свою очередь сдавил кисть оппонента так, что у того на лбу выступила испарина. Вержбовский, глядя на нас со стороны, откровенно забавлялся.

– Ну всё, господа, довольно, – прервал он наше соперничество. – Познакомились, а теперь давайте поговорим о деле.

– О деле можно, – усмехнулся атаман, разминая кисть. – Сейчас поставлю Изумруда в стойло и пройдём в дом. Я скажу Ефросинье, чтобы самовар ставила да блины утренние из печи доставала. Почаёвничаем, а после и о деле поговорим. Согласны?

Через десять минут мы сидели в хате за накрытым столом с горячим самоваром, горкой блинов, плошкой сметаны и блюдцами с тремя видами варенья. Вместо чашек были пиалы на манер узбекских, причём с затейливым восточным орнаментом. Интересно, где они их тут разыскали?

Науменко, покручивая ус, с хитрецой поглядывал то на меня, то на Вержбовского. Виктор Аскольдович, подув на дымящийся чай в пиале и втянув в себя ароматную жидкость, процитировал Пушкина:

И, макнув свёрнутый блин в смородиновое варенье, отправил его в рот. Я тоже угощался, по достоинству оценив кулинарные способности Ефросиньи Сергеевны. Отведал и варенья, и сметаны, поочерёдно макая блин то в одну розетку, то в другую. Наконец, заморив червячка, перешли к главному.

– Василий Антонович, я слышал, вы тут неплохо устроились, однако ж скучаете без серьёзного дела? – начал я без экивоков.

– Так это смотря что иметь в виду под делом, – с деланым безразличием ответил Науменко.

– А то дело, что казак, конечно, и пахать может, и коров пасти, но его первое занятие – врубаться на лошади с шашкой наголо в гущу врагов.

– Так где ж взять их, таких врагов-то, чтоб они стенкой на стенку шли? В Америке тихо, красных и белых нет, у них своя-то война вон чуть не сто лет назад случилась, с тех пор тут тишь да гладь.

– А ещё вы неплохо в тыл к немцу ходили, языка брали, резали германца, – продолжал я.

– Было такое, – не без лёгкой гордости ответил атаман. – Так опять же, сейчас кого резать? Вот ежели эти итальяшки к нам сюда сунутся, то мы их встретим, и пострелять из чего найдётся, скажу вам по секрету. Так никто не лезет! Видно, либо боятся, либо думают, что взять с нас нечего.

– А есть что брать? – задал я провокационный вопрос.

– Было бы что… Живём, как говорится, натуральным хозяйством, огородами кормимся, скотину держим, птицу… Вон, – кивнул за спину атаман, – лошади – наше главное богатство. Хорошие лошади, донской породы, выращиваем жеребцов на продажу, их потом и на скачках выставляют. Но это от случая к случаю. Так что не жируем, но и с голоду, однако же, не пухнем.

– Это видно, – кивнул я на тарелку с блинами. – Жеребцы, Василий Антонович, занятие хорошее, однако, думаю, скучаете, чахнете вы тут без настоящего дела.

Тут он наконец посерьёзнел. Отодвинул пиалу.

– Что-то можете предложить?

– Могу. – Я тоже отодвинул пиалу. – Как вы знаете, итальянцы наехали на сына Виктора Аскольдовича.

Науменко понятливо кивнул, хотя выражение «наехали» в эти времена вряд ли в ходу.

– Господин Вержбовский попытался найти защиту у соотечественников, однако практически все посчитали это слишком опасным для своего здоровья, а обращаться в полицию Виктор Аскольдович не видел смысла, резонно рассудив, что руки итальянской мафии дотянулись и туда.

– Может, нужно было найти подход к окружному прокурору? – встрял Вержбовский. – Ходят слухи, Томас Дьюи[26] ведёт с бандитами беспощадную борьбу и никого не боится.

– Вряд ли так просто получилось бы к нему подобраться, он наверняка человек занятой, работает с крупными делами, а ваш ресторан для него так, мелочь, – осадил я собеседника. – И потом. Займись он этим делом, вам, а скорее вашему сыну, пришлось бы выступить свидетелем в суде. А итальянцы умеют устранять свидетелей. Ненужный риск.

– Да что там окружной прокурор! – воскликнул атаман. – Надо было сразу к нам, уж мы бы показали итальяшкам, как русских забижать!

– Надо было, Василий Антонович, – вздохнул Вержбовский. – Так ведь и вспомнил о вас задним числом, вы же вон, на отшибе обитаете, своим кругом…

– Так что же, что на отшибе, в лихую годину и тридцать вёрст не помеха для того, чтобы нам, русским, друг за друга встать.

– Как бы там ни было, – снова я взял инициативу в свои руки, – с итальянцами я пока разобрался, но уверен, они это просто так не оставят. У них огромные связи в полиции и в конгрессе. Разве что Дьюи может им что-то противопоставить, и то не факт. Не исключено, что к нему уже сейчас подсылают киллера, а завтрашние заголовки утренних газет выйдут с новостью об убийстве главного нью-йоркского борца с организованной преступностью.