Она не услышала вдали ни малейших намеков на бой. Что бы ни случилось с Греем, это произошло тихо или очень далеко. Анник дала себе волю поплакать, работая под дождем в пустом саду.

Грязная, промокшая, она вернулась с папоротником и дровами, но, по крайней мере, в часовне хоть не было дождя. Она присела на корточки рядом с алтарем, который на ощупь показался ей мраморным, отложила маленькую дубинку и сделала еще одну. Теперь надо разжечь костер. Еще до слепоты Анник научилась делать это в темноте.

– Здесь печально. Мне чужда любовь английских шпионов к подобным местам. – Она подбрасывала в огонь кусочки того, что прежде было резной деревянной скульптурой ангела, чувствуя их сухую легкость, следы краски и позолоты. – Думаешь, у них есть хоть один шанс?

Эйдриан сидел на куче папоротника, прислонившись к стене.

– Они слишком хитры, слишком опытны. Вряд ли найдется человек, способный разыскать их при такой погоде в необитаемой местности. А в лесу Грей вообще наполовину олень.

– Да, с погодой нам повезло. – Анник спокойно подкладывала кусочки дерева в огонь, не опаляя себя. Хитрость, давно ей известная. – Если тщательно прислушаться, я могу услышать отсюда море. Ну, вот и разгорелось.

– Я бы мог сделать это сам.

– Разумеется. Но моим рукам нужно занятие. Потом расставлю силки для кроликов.

– Мы пока не голодаем, а ты уже насквозь промокла. В сумке есть плащ, который я прихватил для тебя. Не замерзнешь ночью.

– Мы оба не замерзнем. А при таком костре я быстро высохну. Где твоя сумка? Хотелось бы взглянуть.

– Наверху заряженный пистолет.

– Даже не почувствовав запаха, я бы не сомневалась, что в любой твоей сумке наверху будет заряженный пистолет. – Зашуршал папоротник, и она сказала: – Не шпионаж делает тебя глупым, а то, что ты мужчина. Я, например, участвую в том, что вы, англичане, называете Игрой, лет… десять. Ага! Вижу, замок работает. И за все эти годы я держала в руках заряженный пистолет три раза. Считая этот. Я дам тебе этот глупый пистолет, чтобы ты спрятал его под подушку.

– Можешь очень аккуратно положить его сюда.

– Ты не доверяешь мне потому, что мои глаза не видят, хоть я невыразимо ловкая. – Анник покачала головой. – Увы! Обычная человеческая глупость, ты не думаешь? Вот плащ, о котором ты говорил. Замечательно. Он прикроет нас сверху, а под себя мы подстелем твою куртку.

– Ты удивительная женщина, Лисенок.

– Да. Но ты этого не знаешь, потому что никогда еще не пробовал один из моих омлетов. Боже, ты носишь с собой много полезных вещей! И ножи. Вот этот хорош…

– Я люблю его.

На дне сумки Анник нащупала моток шелковой веревки, тонкой, но достаточно прочной, чтобы выдержать человеческий вес.

– Эйдриан, хочу тебе сказать… мы очень похожи, ты и я. Хотя ты носишь шумный пистолет с порохом, который наверняка отсырел. Эта веревка… Я сделаю из нее отличные силки. Ты мне поможешь.

– Для кроликов, Анник? – Она засмеялась:

– Нет. Для хищных ласок.

Костер догорел, остались только угли. Стена часовни защищала ее спину, и она крепко прижала Эйдриана к себе, чтобы сохранить тепло. Плащ накрывал обоих.

– Тут на стенах картины, – сказал Эйдриан. – Я лежу и смотрю на них. Там, где отлетела штукатурка, нарисованы… Полагаю, вы называете это лугом. Везде цветы. Тридцать или сорок разновидностей. Колонны украшены гирляндами из голубых цветов.

– Красиво.

– Да. Прямо над нами потолок, где нарисована белая птица с солнцем за ней. Как раз туда поднимается дым от костра.

– Думаю, мы безбожники. Я не помнила, что это дом Господа, когда пекла здесь яблоки.

– Боги давным-давно переехали отсюда. Ты не видишь, что здесь случилось. Поверь мне, печение яблок не идет ни в какое сравнение с тем, что сделали с этим местом.

– Тогда не говори мне. Я повидала достаточно, чтобы это представить.

– Мы оба повидали достаточно. – Эйдриан передвинулся. – Я хочу, чтобы ты поспала. Если, конечно, ты не решила снять влажную одежду и страстно заняться любовью.

– Нет, Эйдриан.

– Так я и думал. Тогда будь хорошей девочкой и попытайся уснуть. Не твоя очередь караулить, пока еще рано ждать их возвращения. Слишком рано.

– А долго мы будем их ждать?

– Остаток дня. Ночь. Завтра до полудня. Если Грей не появится к тому времени, мы уйдем.

Дождь беспрерывно капал в дальнем конце часовни около двери. Там, вероятно, натекла большая лужа.

– Он не придет, верно?

– Он бывал и в худшем положении. Вы, французы, не знаете и половины того, что он совершил.

Эйдриан прав. Она должна помнить, что Грей – не обычный человек. Он побывал во многих опасных ситуациях, но всегда оставался в живых. Возможно, сейчас они с Дойлом выполняли чертовски умный план, и он снова придет за ней, как обещал.

– Я почти ничего не знаю о Грее, поскольку британцы меня не интересовали. Серьезный пробел в моем образовании. О тебе, маленький брат, я кое-что знаю со времен твоей работы в Милане.

– Когда это я стал маленьким братом? Я думал, мы близнецы.

– Да, но ты моложе на семнадцать минут. Поэтому я безжалостно тебя задирала. Понимаешь, играя роль, я всегда придумываю детали. Мы росли в Графинге, я вымогала у тебя все конфеты, рассказывала тебе сказки, вовлекала в разные неприятности. Даже теперь я рассказываю друзьям о твоих любовницах, и молодые леди возмущены тобой. Я ужасная особа, когда я твой близнец.

Эйдриан усмехнулся:

– Ты ужасная особа, даже когда не мой близнец.

– Во мне несколько ужасных людей, которых я могу менять в зависимости от того, что мне требуется. А как он выглядит? Я же не видела его.

– Кожа у него как сапожная. Широкие плечи. Грудь как бочка…

– Не Дойл. Я несколько раз видела месье Дойла в Вене, когда мы очень старались не замечать друг друга. Как выглядит Грей?

– Он глава подразделения британской разведки, он не для тебя, моя девочка.

– Ну конечно! Я, понятно, тоже не для него. Тем не менее, я хочу знать, как он выглядит.

– Очень высокий, немного битый. Некрасивый. – Это все, что он мог ей сказать.

– Надеюсь, в своих рапортах начальству ты более красноречив, ибо я не стала более осведомленной, чем три минуты назад. – Анник состроила гримасу невидимому потолку. – Чего ты, без сомнения, и добивался. Впрочем, ты прав. Это не имеет значения.

Она могла бы добавить, что у него сильные руки, чтобы дать ей убежище, и широкие мозолистые ладони, которые гладили ее в разных местах. Он тверд и очень уверен в том, что надо сделать. Он самый искусный мастер шпионажа, страшен как враг. От него пахло мылом, а на подбородке вырастала щетина, если он не брился несколько часов. Странно так много знать о нем и совсем не иметь представления о том, как он выглядит.