– Не кричи, ты в музее, – сделала ей замечание Мэри.

Галина наклонила голову, подняла указательный палец и начала вертеть им перед лицом госпожи Лесиной.

– Вы мне не тыкайте! Я с вами из одного корыта не хлебала. Права не имеете замечания мне делать.

– Деточка, ты не умеешь себя вести, – процедила сквозь зубы Мэри.

– А вы, бабушка, краситесь по-уродски, – не осталась в долгу Галина, – похожи на Марфушу, щеки румяные, морда белая, ресницы забором торчат. На хорошую косметику жадитесь? Дерьмо по каталогу берете? Сразу видно, какого говна взяли, тушь комками висит. Зачем перламутровые тени намазюкали? Они в морщины забились, вы стали похожи на жуть ходячую, и ярко-красной губнушкой старухи только в гробу красятся. Вы ваще страшилище и воняете отстойными духами, типа ароматизатора для туалета. Но я же вам замечаний не делаю. А вы пастью щелкаете. И кто плохо воспитан? Как вам мой вопрос?

Лицо Мэри приобрело свекольный оттенок.

– Андре! Прикажи этой твари замолчать.

– Да, – коротко ответил муж и ретировался в другой конец зала, подальше от обозленной жены.

– Бабушка, ваш дедушка трус, – хихикнула Галя.

– А теперь перейдем в другой зал, – опомнилась Ирина, – налево. Перед вами копия греческой статуи. Гермес. И кто он такой? Сейчас на этот вопрос нам ответит…

Взгляд Ирины вновь сфокусировался на моей особе, Галина дернула меня за плечо, я сделала шаг в сторону. Экскурсовод на секунду умолкла, потом добавила громкости голосу:

– Сейчас на этот каверзный вопрос отвечу я! Гермес – бог…

Я приблизилась к стеклянной витрине и стала рассматривать выставленные там тарелки.

– Они, наверное, тоже ненастоящие, – сказала за спиной Галя.

Я обернулась.

– В Брюгге, похоже, ничего подлинного нет, одни копии.

– Мне плевать, – пожала плечами девочка.

– Спасибо тебе, – тихо сказала я, – мне так хотелось ущипнуть Ирину за нос, надоела она мне своими глупыми вопросами.

– Прикольно, – хихикнула Галина, – позовите меня, когда до ее морды доберетесь, я фотку в «Инстаграме» выставлю.

– Мне слабо, – призналась я.

– Если молча гадости слушать, то их еще больше скажут, – протянула Галя, – а дашь по зубам, и сразу заткнутся. Тут такая скука! Сдохнуть можно.

– Не очень интересный музей, – согласилась я.

– Я про город говорю, – на удивление спокойно уточнила девочка, – вы в гостинице остались, а нас после экскурсии по Бр-др… ваще жуткое название, прокатили. Жесть! Один кинотеатр. Один!!! Единственный клуб!!! И тот при церкви. Ну ваще прямо. А как они здесь одеты! Магазины отстой! Еда дерьмо!!! Я в Москву хочу.

– Галина! – прошептала, подходя к нам, Валентина, – отстань от Евлампии. Неприлично мешать человеку наслаждаться экскурсией. Твое поведение возмутило отца. Нельзя так со старшими разговаривать, ты нахамила Мэри.

– Поход по этому замку скучен, – сказала я, – мне намного интереснее общаться с Галей, она умная девочка. И я ей благодарна за то, что она остановила Ирину.

Валентина вскинула брови, дочь рассмеялась и ушла в соседний зал.

– Вы просто хорошо воспитаны, – вздохнула Ручкина, – Галину хвалить нельзя. Едва она услышит похвалу в свой адрес, как начинает еще больше нагличать. Муж считает, что ей розги нужны, и он прав. Ну почему у нас такая дочь родилась? На другие семьи посмотришь, дети замечательные, а у нас прямо беда!

Качая головой, Валентина поспешила к группе, которая медленно выдвигалась в коридор. Я посмотрела вслед Ручкиной. За морем солнце ярче и пряник слаще. Старая пословица не теряет своей актуальности и сегодня. Не надо завидовать чужому семейному счастью, под каждой крышей свои мыши, и твои грызуны не самые злые и жирные. Похоже, Валентина просто не любит Галю. Да, девочка обута, одета, накормлена, поехала с папой и мамой за границу. Но заботиться о ребенке и любить его разные вещи. Увы, многие родители считают, что это одно и то же. Я накормила дочь обедом? Значит, обожаю ее. Нет, дорогая, варить ребенку суп это твоя обязанность, которую ты обрела, когда произвела его на свет. Обязанности надо выполнять. А вот любовь… Она или есть, или ее нет. И, если мать с горечью говорит: «У всех дети как дети, а моя сплошное несчастье», значит, она просто не любит дочь.

Ночью я проснулась от того, что в моем матрасе включилась функция массажа. Первые секунды я лежала, ощущая, как под правой ногой шевелится нечто размером с кулак, потом оно переместилось под спину. Я снова закрыла глаза, массажер неожиданно воткнул в меня иголки. Я ойкнула, села, зажгла свет и взглянула на мобильный. Три утра. Матрас опять пришел в движение, и только тогда до меня дошло: тюфяк, набитый сеном, не может разминать мышцы. Я вскочила, внимательно осмотрела матрас, нашла пуговицы, расстегнула их, начала рыться в набивке и услышала тихий писк. Я перевернула подстилку и резко встряхнула ее, на пол посыпалась сухая трава, в ней копошились серые комочки. Самый большой живо юркнул под стол, остальные громко пищали, но не удирали. Я присела на корточки. Мышата! Полевки часто живут в стогах. Тот, кто набивал тюфяк, случайно прихватил беременную мышь? И что теперь делать? Бедолаги пропадут без матери. Я залезла под стол и сказала:

– Эй, кукушка, вернись!

Но легкомысленной мамаши и след простыл, а ее хвостатые чада верещали все отчаяннее.

– Спокойствие, только спокойствие, – пробормотала я, оглядываясь по сторонам, – сейчас решим проблему. Сколько вас? Раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь. Счастливое число, похоже, вы принесете мне удачу.

Я сгребла часть сена в кучу.

– Лежите смирно, сейчас совью гнездо, а потом найду холодильник. Там точно есть молоко, сыр, голодными вы не останетесь.

Соорудив мышатам дом, я отправилась на поиски кухни.

Предположив, что она находится в непосредственной близости от столовой, я двинулась по коридору, который освещался тусклыми фонарями, висевшими на здоровенных железных крюках. Он привел меня в тупик, я уперлась в высокое узкое окно, поняла, что свернула не туда, куда надо, машинально глянула вниз и замерла.

Перед моими глазами предстал двор, в котором сегодня утром стояла «Скорая помощь», вызванная Карлом для Елены. Сейчас там опять находилась машина, маленький микроавтобус. Его двери были нараспашку, какой-то мужчина доставал из салона прямоугольные упаковки. На улице царила темнота, но на минивэн падал неяркий свет, похоже, над ним висел фонарь. Вскоре я поняла, что упаковки кто-то уносит, но рассмотреть этого человека не могла, он появлялся на мгновение, хватал очередную партию и исчезал. К тому же на нем была куртка с большим капюшоном, отороченным пушистым мехом. Пара работала споро, вскоре первый человек освободил автобус, в поле моего зрения снова возник второй незнакомец, теперь уже с непокрытой головой, мне стало понятно: в качестве грузчика выступал сам владелец замка Олаф. Я узнала хозяина по огромным черным очкам, скрывающим большую часть его лица. Супруг Елены заговорил с незнакомцем, я не слышала слов, но беседа казалась мне мирной. Потом Хансон сел около шофера, и минивэн укатил. На белом снегу осталось лежать что-то маленькое, темное.