Поражение кандидата, которого она столь горячо поддерживала, стало венцом целой череды разочарований и неудач. Ей не удалось найти продюсера для пьесы «Идеал» и американского издателя для повести «Гимн». Роман «Мы – живые» был изъят из печати, а спектакль по основанной на этой книге пьесе «Непокоренные» потерпел коммерческое фиаско и стал для Рэнд пятном на ее писательской репутации. В рецензиях писали, что автор не смогла донести до зрителя идею, заложенную в ее собственном романе – ту самую, в которую она день ото дня верила все больше: следует защищать личность от большинства, толпы, коллектива, церкви, государства и страны Советов.

Контракт на издание «Источника» был расторгнут. Появилась некоторая напряженность и в отношениях с супругом. Рэнд стала менее открытой, чем была всегда. У нее появилась привычка превращать слабых или нерешительных союзников во врагов – и она без колебаний делала это, с подлинно российским размахом.

Однако к своим товарищам из числа бывших сторонников Уэнделла Уилки она относилась как к людям с сильными убеждениями. Теперь они начали бороться против него – писали статьи и письма в газеты, высмеивая неудачливого политика и обвиняя его в пособничестве коммунистической партии Соединенных Штатов. В беседе с драматургом Чейнингом Поллоком (с которым Рэнд также познакомилась, благодаря участию в деятельности «Уилки-клуба») она сказала, что теперь страна нуждается – пока еще не поздно – в организации, объединяющей консервативных интеллектуалов, которые разработали бы полноценную идеологию – или моральное оправдание – свободного от вмешательства властей капитализма и воплотили ее в жизнь, сделав таким образом то, что отказался сделать Уилки. Она попросила Поллока стать лидером этой организации, и он согласился.

Поллок был газетным колумнистом и относительно успешным драматургом. Он входил в состав политической организации «Лига Свободы» и имел хорошие связи в среде обеспеченных консерваторов. Как и Рэнд, он был убежденным индивидуалистом и непримиримым врагом Рузвельта. Однако, в отличие от многих других оппонентов тридцать второго американского президента, Поллок был сторонником помощи Британии и разделял мнение Рузвельта относительно того, что участие Соединенных Штатов в войне может быть необходимым. Он регулярно путешествовал по стране, выступая с речами, в равной степени ниспровергавшими коммунизм, Новый курс и политику изоляционизма. Он даже выдвинул идею о необходимости создания могущественной организации среднего класса, чтобы с ее помощью «разгромить гнилые силы коммунизма, фашизма, коллективизма и покончить с атмосферой всеобщего идиотизма». То же самое хотела сделать и Рэнд.

Она связалась с Поллоком в начале 1941 года. Его имя было своеобразным «паровозом», который мог привлечь к организации как внимание, так и спонсоров. Без помощи с его стороны – или со стороны кого-либо столь же известного – идея Рэнд зашла бы в тупик. Поллок был заинтересован – но не был готов немедленно взять на себя какие-то обязательства. Он решил испытать концепцию на прочность в течение своего следующего лекционного тура, предлагая всем, кто заинтересован в создании такой политической группы, обращаться к нему. Откликнулись четыре тысячи человек, и это вполне убедило Поллока в том, что предложенная Рэнд идея имеет право на жизнь. Вернувшись в Нью-Йорк в апреле, он дал ей отмашку действовать. Поллок разослал письма потенциальным участникам и попросил Рэнд набросать основные положения.

Результатом стал написанный ею тридцатидвухстраничный «Манифест индивидуализма» – первое всеобъемлющее выражение ее политических и философских взглядов. Поллоку было нужно что-нибудь покороче – но если уж Рэнд взялась за дело, остановить ее было невозможно. Она провела целый уик-энд, вычитывая и правя эссе, которое должно было «стать фундаментом нашей партийной линии и основополагающим документом – таким же, каким, с противоположной стороны, являлся манифест коммунистической партии». В отличие от забуксовавшего романа, «Манифест» написался будто бы сам собой.

В этом документе можно найти множество тезисов, получивших развитие в ее более поздних работах. Это был отмеченный печатью пристального внимания к человеческой психологии всеобъемлющий документ, затрагивавший такие темы, как права человека, история и теория о социальных классах. Многие из высказанных в нем идей она впоследствии конкретизировала как в своих публицистических произведениях, так и в художественной литературе. Имелись, конечно, и некоторые различия. В «Манифесте» было больше пояснений и больше внимания к нюансам, нежели в ее книгах. Стоит отметить, что здесь она еще не говорила о человеческом разуме, как о важной части концепции индивидуализма, и всего дважды использует слово «альтруизм». Однако в этом документе можно найти многие другие черты, присущие ее более зрелым взглядам.

Основу индивидуализма Рэнд составляла теория естественного права, позаимствованная из Декларации независимости. Каждый человек имеет право на жизнь, свободу и поиски счастья, и эти права являются безусловной, личной, частной, индивидуальной собственностью каждого человека, предоставленной ему по праву рождения и не требующей никаких дополнительных разрешений». Роль общества, разъясняет Рэнд – и его единственное предназначение – состоит исключительно в том, чтобы обеспечивать эти права. Далее Рэнд проводит противопоставление двух различных концепций, подчеркивая контраст между тоталитаризмом и индивидуализмом. Тоталитаризм она свела к одной основной идее, согласно которой «государство стоит превыше личности». Его единственной противоположностью и величайшим врагом является индивидуализм, являющийся также главным принципом естественного права. Индивидуализм – единственная платформа, на которой люди могут сосуществовать в атмосфере взаимной вежливости. Таким образом, доктрина абсолютного «общего блага» представляется как несомненное зло – и должна, по мнению Рэнд, «всегда ограничена рамками основных и неотъемлемых прав личности». Отсюда автор резко переходит к разделению общества на два больших лагеря: политическую сферу и творческую. Творческая сфера – обиталище всех форм продуктивной деятельности, и она принадлежит «отдельным личностям». Рэнд настойчиво подчеркивает, что акт творения – это индивидуальный, а не коллективный процесс. Проводя аналогию с рождением ребенка, она утверждала: «Рождение является индивидуальным актом. То же самое касается и родительства. И точно таков же каждый творческий процесс». Политическая сфера противопоставляется творческой и, по мнению Рэнд, должна быть как можно сильнее ограничена в своих масштабах, чтобы она не уничтожила индивидуальное творчество.

Тесно связанной с этими двумя сферами была следующая выдвинутая Рэнд пара противоположностей: «человек активный» и «человек пассивный». Но, несмотря на то, что она ставит их на противоположные концы линейки, Рэнд отмечает, что «в каждом из нас присутствуют два принципа, сражающихся друг с другом: инстинкт свободы и инстинкт самосохранения». Но активными или пассивными могут быть как отдельно взятые люди, так и целые общества – и над их отношениями довлеет странный закон. Если общество настроено на то, чтобы следовать нуждам пассивного человека, то в этом случае активный человек подлежит уничтожению. Если же общество следует нуждам человека активного – то в этом случае он тащит на себе также пассивного и все то общество, которое тот построил. Поэтому современные гуманитарии пойманы в ловушку парадокса: ограничивая активных во благо пассивным, они тем самым уничтожают свою основную цель.