Светка попробовала поспорить – при чем тут психика? Надо – значит, разбудим, подумаешь, дело какое!

Но Виталий мягко ее прервал и сказал, что матушку надо послушаться – она женщина чрезвычайно умная и образованная, что ей, Светке, и так было понятно давно.

Маринку уложили на диване в «столовой», где, собственно, и происходил праздничный ужин.

Скоро отправилась «домой» и Светка, слегка растерянная от того, что дочка остается у соседей до утра – «Или, может, все-таки разбудить?» – попробовала поспорить она.

«Ни в коем случае! Идите, дорогая, отдыхайте, а завтра с утра, на свежую голову, – милости просим на завтрак! Питерский завтрак», – захихикала Нора и лукаво взглянула на сына. Тот радостно согласился и закивал головой.

«Чудны́е, – думала Светка, укладываясь на жесткую теткину тахту. – Чудны́е и, кажется, добрые. Славные. Не такие, как мы, смешные, манерные, чопорные. Хотя нет, чопорные – это, кажется, не про них. Чопорная у нас Альбина. Мама так и говорила: «Альбина – чопорная дура!» А эти – эти другие. Как с другой планеты, что ли. Все-таки немножко смешные, но милые. Чудаковатые, вот!»

Светка подобрала нужное слово и тут же, успокоившись, моментально уснула.

Еще бы. Денек выдался, мама моя дорогая! Никогда раньше она так не «припахивала» – видела бы маман, не поверила бы ни в жизнь!

Ни за что б не поверила! Решила бы, что дочка свихнулась.

Завтрак был тоже чудно́й – на черный хлеб было намазано масло, а сверху была уложена редиска – тоненькими колесиками – и посыпана солью. Ленинградский бутерброд – так весело объявили соседи. И вправду, это было просто и вкусно. Запивали отличным кофе, который варил Виталий. И снова беседы, беседы – про Норин музей, про войну и блокаду, про физику – непонятно, но любопытно, – Виталий был физик. А потом все пошли гулять. Виталий показывал гостям достопримечательности любимого города, рассказывал увлекательно, живо, словно заправский экскурсовод. А уж в Русском бразды правления взяла Норочка – так про себя теперь называла ее московская гостья.

«Прозавтракали и проужинали» неделю. А в Москву Светка с Маринкой больше не вернулись – Виталий сделал ей предложение, которое горячо (Светке, правда, показалось, что слишком горячо) поддержала его странная, но симпатичная мамаша.

Светка вздохнула и согласилась – немного странный Виталий ей нравился, а вот ее предыдущая жизнь совсем нет. Она с дрожью вспоминала московскую квартиру, переполненную родней до краев, – бесконечные дрязги, разборки, шумных сестер, претензии матери, свары детей, горы грязной посуды и кучи брошенного в ванной белья. Здесь, в Питере, она впервые задумалась о том, как бестолково, глупо, крикливо они все живут. И ей стало так тошно и стыдно, что в прежнюю жизнь совсем расхотелось.

Она позвонила матери и без подробностей сообщила:

– Выхожу замуж за Лизиного соседа, Нориного сына Виталия. У нас все хорошо, свадьбы, конечно, не будет – а на фиг нам это? Да, конечно, приезжай. О чем речь? Привези, кстати, мои и Маринкины вещи. И возьми ее документы из сада.

Обалдевшая Нина, только подлечившая свою назойливую язву, разумеется, тут же бросилась в Питер. Не вовлекая в подробности младших дочерей – начнут завидовать, она их знает. Светка выходит замуж? Ну ни фига себе! И что это мы, дуры, не рванули туда?

Нина, как всегда, не ждала ничего хорошего – очередной подвох жизни, не иначе. Ну кто возьмет мою ленивую толстую дуру? Да еще и с довеском?

Она старалась припомнить этого Виталика, Нориного сына, но выходило плохо – на кой черт ей тогда было обращать на него внимание? Какой-то соседский пацан. «Наверняка дурак! – подумала она. – Иначе объяснить все это нельзя».

В голову лезли и дурацкие мысли – а вдруг это как-то связано с Лизиной квартирой? Вдруг этот Виталий с помощью дуры Светки хочет завладеть теткиной площадью? Ну, тогда он в пролете. Альбина собирается активно принимать участие в дележке наследства. «Все этой стерве мало! – со злостью подумала озабоченная и расстроенная Нина. – Ох, ничего, конечно, хорошего. Снова какое-нибудь дерьмо. Обязательно всплывет, непременно! Ждать от этой идиотки Светки чего-то хорошего? Да бросьте! Ни от Светки, ни от жизни вообще! Плавали, знаем. К нашему берегу – то говно, то палка».

С тяжелым сердцем она вышла на перрон Московского вокзала и пошла пешком. Питер, как все нормальные люди, она обожала и с жадной радостью оглядывала Невский и знакомые места.

Она долго держала палец на звонке, а дверь не открывали. Теперь она так отчаянно забеспокоилась, что покрылась липким потом – что-то случилось. Дочку и внучку убили! Из-за этого чертова наследства!

Никакой логики в ее опасениях не было – потому что никакого наследства еще в принципе нет.

Она прислонилась к стене и заплакала. В эту минуту открылась соседняя дверь, и с громкими криками к ней бросилась внучка.

Нина разрыдалась, схватила девочку, жадно целовала ее и все спрашивала, где мама.

– Мама с Виталиком поехали в магазин. – Маринке надоело обниматься, и она стала вырываться из цепких бабкиных рук. – Мама и Виталик поехали в магазин, – раздраженно повторила она непонятливой бабке, – а мы с бабулечкой, – тут Нина вздрогнула, – раскладываем пасьянс. Хочешь, и тебя научим? – великодушно предложила внучка и опять повторила: – Хочешь?

Тут из дверей выплыла Нора и, всплескивая руками, разохалась и тут же бросилась к совсем обалдевшей Нине.

– Ну слава богу, ты здесь! – радовалась Нора, пытаясь затащить Нину в квартиру.

Нина вошла, плюхнулась на табуретку и тихо сказала:

– Ну, вы даете!

Норочка кокетливо, словно извиняясь, развела маленькими ручками с очень аккуратным, бледно-розовым маникюром.

Все, что происходило дальше, Нина обозначила одной фразой – сумасшедший дом.

Вокруг ее дурехи и неумехи Светки и ее плохо воспитанной (приходилось, увы, признать), болтливой и бестолковой внучки крутились – радостно, с воодушевлением, словно выиграв прекрасный и неожиданный приз, умница Норочка и ее благовоспитанный, образованный и очень приличный сын Виталик.

Маринку тут обожали – это было так очевидно, что исчезли все сомнения и дурные мысли, что здесь может быть что-то не то. А к ее бестолковой Светке относились с таким почтением и благоговением, будто в невесты им неожиданно досталась как минимум английская принцесса.

Светка вроде бы не зазнавалась, но вела себя так сдержанно и с таким достоинством, словно и впрямь получила воспитание во дворце, а не в жалкой панельке на последнем этаже дешевого спального района.

Нора, прихватив Маринку на «службу» – «Что ты, Ниночка, какие хлопоты, одно сплошное удовольствие!» – водила девчонку по музейным залам, поила чаем с пирожными в служебном буфете, а после работы прогуливала по Невскому.

Светка, ленивая и хамоватая соня, драила квартиру, зарывалась в кулинарные книги, выуживая сложные и малодоступные рецепты типа бланманже из сливок (проще – молочное желе) или каплуна по-французски (каплуном, кстати, оказался обычный петух).