Ночь грозила стать долгой.

***

Девушка пришла в сознание от боли. Кто-то безжалостно тянул ее за волосы, и она не сразу осознала — кто.

Вытащив Цету за дверь, горбун, тяжело пыхтя и издавая странные звуки, протащил ее по всей площадке и остановился возле противоположной двери. В кривой руке зазвенела связка ключей, но прежде, чем открыть камеру, он придвинулся вплотную к ее лицу и, обдав девушку зловонным дыханием, прошипел:

— Жаль, что мессир запретил мне тобой заняться, — он облизнул засохшие губы, чем вызвал в девушке еще один приступ омерзения. — Я бы вырвал твои красивые глазки и заставил тебя их сожрать!

Затем он отомкнул дверь и бесцеремонно втянул ее в камеру. Благо еще, что на полу тюремного каземата была расстелена солома.

Дверь захлопнулась. Сквозь решетку до Цеты донесся противный смех горбуна, постепенно переходящий в бульканье.

Сидя на холодном полу камеры, девушка мучилась от нестерпимой боли. Иногда из ее горла вырывался слабый стон.

Никогда, никогда ей уже не забыть этого дня. Каждую ночь на протяжении всей жизни будут сниться кошмары: раскалённые до бела щипцы, охватывающие щиколотки, тошнотворный запах паленой кожи и мерные вопросы, в суть которых Цвета старалась не вслушиваться.

Глубокие ожоги нестерпимо болели, слёзы наворачивались на глаза.

Цета устремила взгляд к потолку и посмотрела в зарешеченное узкое окошко, сквозь которое ярко мигали крупные звезды. Лучи Катари проникали в камеру и освещали лишь маленький клочок помещения. Сейчас ее зеленые блики казались девушке зловещими и таящими опасность.

Воздух в камере был тяжелым. Цете отчаянно захотелось вдохнуть свежего воздуха, и она поползла к бледному пятну. Боль в ноге так и не прошла, но уже немного ослабла. До слуха девушки иногда долетали неясные обрывки фраз дежурящих часовых. В остальном все оставалось тихо. Действовал установленный соргами комендантский час.

Из дальнего угла каземата послышался кашель — тихий и надрывный. От неожиданности Цета вздрогнула и резко обернулась, силясь разглядеть хоть что-то в окружающей темноте. Затем послышался тихий шорох и приближающиеся шаги…

Уже вечерело.

Закат окрасил кровью горизонт, предвещая приближающуюся ночь. Многие лавки, продолжающие работать с приходом армии Медегмы, уже закрылись, и проходящий мимо них горожанин, закутанный в темный плащ, смачно сплюнул на землю, тем самым выражая негодование к установленному режиму.

Он шел посреди Ряда Охотников, как обычно пустынного. Лишь ветер шелестел мусором, волоча мелкий хлам, то отпуская его, то вновь подхватывая, словно забавляясь.

Приближался комендантский час — время, с приходом которого запрещалось высовывать нос на улицу, даже в случае крайней необходимости, и Арнест прибавил шагу, но это у него плохо получалось. Прихрамывая на левую ногу, он добрался до нужного места.

Перед ним стоял неприметный дом. Сразу бросались в глаза разбитые ступеньки, а слишком глубокие трещины и обсыпавшаяся штукатурка кричали о потребности срочного ремонта. Вывеска над лавкой покосилась и выцвела, но на ней все еще можно было различить иголку, торчащую из катушки ниток — знак портного. В былые времена эта лавка была весьма преуспевающей, но сейчас ее хозяин едва сводил концы с концами. Налоги выросли втрое, а посетители почти сюда не заглядывали, да и откуда у людей возьмутся деньги на новые наряды, если у них толком не хватает на хлеб. Новые порядки в городе беспощадно ударили по всем: и по беднякам, и по зажиточным ремесленникам.

Свет в лавке не горел, но Арнест знал, что владелец не спит. Он трижды постучал в облупившуюся дверь, затем через определенный промежуток времени постучал снова.

Прошло несколько мгновений и дверь со скрипом отворилась.

На пороге появился грузный мужчина, одетый отнюдь не по-домашнему. Это был высокий и статный человек с резкими чертами лица. Звали его Лютый, но никто не знал почему. Все уже давно привыкли к этому прозвищу, а настоящее имя постепенно исчезло из памяти его друзей и знакомых.

— Есть разговор, — тихо прошептал Арнест. — Очень важный…

Лютый окинул быстрым взглядом пустынную улицу и, не обнаружив ничего подозрительного, слегка кивнул и посторонился, давая возможность незваному гостю войти в помещение.

Как только Арнест оказался в лавке, за ним громко лязгнул засов. Дверь закрылась, и в темноте осталась гореть лишь одна-единственная свеча, тускло освещая нутро магазина.

Арнест огляделся. На полках небрежно лежали рулоны различной ткани, от дорогой парчи до дешевого ситца. Все оставалось в том же порядке, как и прежде. Ничего не изменилось. Жена Лютого умерла в прошлом году, не разродившись, и с тех пор лавка медленно приходила в запустение. В углах скопились длинные нити паутины. От долгой невостребованности рулоны покрылись пылью, и Арнест в который раз проклял Медегму и ее темные отродья, призывая на их головы все известные муки бездонной Ямы.

Владелец лавки подхватил подсвечник и, не говоря ни слова, направился в заднюю часть магазина, иногда перелезая через пустые коробки, груды тряпья и огромное количество тюков с одеждой.

Арнест следовал за ним, также соблюдая молчание. Здесь не место для разговоров — даже у стен есть уши, и он это прекрасно понимал. В Ариакане хватало соглядотаев и тех, кто хотел просто выслужиться перед Мессиром.

Остановившись в углу склада, Лютый отпихнул корзину, под которой обнаружился люк. Гость откинул крышку, мысленно пожалев себя за то, что снова приходится спускаться в канализационную систему города.

Отвесная лестница уводила в полутьму. Далеко внизу горела слабым желтым светом масляная лампа. Лютый всегда оставлял ее внизу, боясь однажды переломать ноги.

Как только крышка люка открылась, Арнест брезгливо скривился от отвратительной вони. Былой торговец бывал здесь часто, но так и не смог привыкнуть к отвратительному запаху. Впрочем, человек подобен таракану — умеет приспосабливаться к любым неудобствам. Пройдет время — приспособится и он. Хотя, лучше бы никогда этого не случилось.

Они быстро шли по канализационной системе. Единственными звуками были отдаленное падание капель, буханье сапог Лютого и тихие шаги Арнеста. Мужчины не разговаривали и двигались по тунелю опустив головы, погруженные каждый в свои мысли. Ноги вели их сами, поворачивая в нужном направлении.

Вскоре перед ними появилась дверь, разбухшая от бесконечной сырости. Лютый с усилием налег на нее и та, заскрипев, неохотно поддалась.

Мужчины вошли в помещение, с некоторых пор служившее им тайным штабом. Помимо них, здесь находились и другие люди — все знакомые, все состояли в тайном сопротивлении.

Лютый по-хозяйски прошествовал к огромному дубовому столу и, удобно устроившись, сделал знак садиться и Арнесту. Этот человек являлся негласным лидером их организации.