– Ну, я же их семейный адвокат по-преж не му, – еще раз легко соврал Илья. – Мне положено…

– А я при чем? – В голосе девочки послышалось недоверие. – Я-то чем могу помочь?

– Ну, может быть, вы когда-нибудь слышали от Ани о родственниках за рубежом, с друзьями часто делятся такой информацией. – Илья судорожно нащупывал поворот в разговоре, который его интересовал. – Может, были какие-то конфликты в семье, из-за которых отношения были потеряны, и так далее… Знаете, смерть нередко примиряет даже непримиримые противоречия.

– Н-нет, я ничего такого не слышала, – угрюмо проговорила Надя. – Ни про каких родственников за рубежом, ни про конфликты.

– Ну, может, у Ани были контакты, о которых даже ее мама не знала? – Илья постарался произнести это небрежно, легко. – Ведь не все надо рассказывать мамам, правда, Надя? А вы можете быть в курсе…

– Какие контакты? – Надя явно насторожилась. – Вы про что сейчас спрашиваете?

– Да вы не смущайтесь! – Илья неуверенно хохотнул. – У девушки вполне могут быть какие-то отношения, о которых маме знать не обязательно, да?

– Я не знаю, про что вы спрашиваете! – Надя ответила так резко, что было понятно: еще одно неосторожное слово – и она бросит трубку.

– Надя, Надя, ну, не сердитесь, – заторопился Илья. – Ну вот у Ани много друзей – вы, Алена, как ее, Каравайко, Павел, еще этот… Надир Гусейнов. Мне Аня про вас всех рассказывала. Но может быть, были среди ее друзей и иностранцы или не иностранцы, но о которых она не рассказывала, и они могли оставить наследство ей, а точные данные ее не указали, только имя, фамилию и год рождения, понимаете? Но может быть, это вовсе не та Аня, а просто однофамилица и сверстница, а мне надо все проверить и подтвердить!

– Ничего не понимаю! – Надя шумно вздохнула. – Вы от меня чего-то хотите, а я никак не пойму. Чтобы я про Анькиных друзей рассказала? Так вы сами их всех назвали.

– И других у нее не было?

– Ну… Не знаю, с Аленой она чаще общалась в последнее время, они поступали вместе, там у них какие-то новые ребята появились, но я их не знаю… Мы же экзамены сдавали в институты, времени совсем не было встречаться. Ребята какие-то кавказцы, мне Анька только по телефону рассказывала, но там какое наследство-то? Они все москвичи, ну или живут в Москве, что ли… Вы у Алены лучше спросите. С Павликом Анька еще на последнем звонке поссорилась, он тогда напился, как дурак… Они даже на экзаменах не общались и на выпускном, я точно знаю, он ходил как собака побитая, а она ни в какую – Анька если обидится, то надолго… А Надир уехал в Баку, там поступал, вот только не знаю, поступил или нет.

– О, спасибо, Надя! – Илья быстро прокручивал у голове полученные сведения – вариантов было по меньшей мере два. – Вы мне очень помогли, я почти уверен, что это какая-то ошибка, с завещанием. Спасибо! И удачи вам!

– Да, ну пожалуйста. – Надя помягчела. – Вы если Аньке дозвонитесь или Ларисе Николаевне, скажите, пусть она мне сама позвонит, как вернется. А то я соскучилась уже.

– Спасибо, непременно! До свидания! – Илья вытер взмокший лоб.

– Пока! – Надя положила трубку.

Илья отдышался несколько минут – разговор с девочкой дался труднее, чем с придирчивым судьей. Он отсеял ненужное, в сухом остатке получалось два варианта: виноватый или обиженный Павлик Седов и неизвестные ребята-кавказцы, новые знакомые. Он покрутил оба варианта так и эдак – получалось что-то малоправдоподобное.

Предположим, у Павлика есть деньги и возможность похитить девочку из аэропорта Анталии. Ну и куда бы он с ней подался? Пять дней скрываться в чужой стране? И сама Аня, если она была им обижена, пошла бы с Павликом от матери куда-то? Получалась полная ерунда.

Теперь мифические ребята-кавказцы. Во-первых, какого возраста? Во-вторых, сколько их? В-третьих, с чего бы это вдруг им похищать Аню в Турции? Если бы так надо было похитить, чего они ждали, в Москве это можно сделать не менее, если не более успешно. Тоже бред какой-то. Нет, тут просто недостает информации. Придется звонить Алене, она, возможно, дополнит картинку, и все встанет на свои места.

Он набрал второй номер. Долго слушал длинные гудки. Потом включился смешливый девичий голос: «Здравствуйте! К сожалению, сейчас никто-никто не может вам ответить. Оставьте сообщение или перезвоните позже. Адье!»

Ноги отекли и болели так, что Ане хотелось снять кроссовки и опустить ступни в один из попадавшихся на пути фонтанов. Страшно хотелось есть. За весь день она съела только какую-то сладкую булочку. И то потому, что наугад ткнула пальцем в стеклянную витрину с крутящимися подносами, зайдя в одно из открытых кафе. Булочка и чашка вкусного кофе обошлись ей почти в семь евро, денег осталось всего ничего, к тому же она не знала, что делать с долларовой пятеркой – надо было менять на евро, а кто бы ей поменял? Без паспорта соваться в обменные пункты, которые несколько раз попадались ей на пути, было бессмысленно.

Несколько раз за день она слышала на улицах русскую речь, но подойти так и не решилась – помнила дамочку, которая обозвала ее, как это… «попрошайкой-нищебродкой». Видок у нее и впрямь был тот еще – волосы растрепаны, губы потрескались, глаза голодные. Вдруг и эти примут ее за наркоманку, да еще сдадут в полицию?

Впрочем, она и сама уже была готова сдаться в полицию, но ни одного полицейского, как их там – ажана? – за весь день не увидела.

«Мне надо в посольство, – твердила она сама себе, – но вот как его найти? Может, спросить, но у кого?» Фразу на английском языке она сконструировала: «Don’t you know, where is the Russian ambassy?» Но вот кого спросить, так и не решила. Тем более что английскую речь на улицах еще ни разу не слышала.

Начинало темнеть. Аня шла вдоль высокой красивой решетки, за которой раскинулся парк с высокими старинными деревьями. Очень хотелось есть, пить и, что было самым ужасным, давно и страшно хотелось в туалет.

В заборе попалась калитка, она вошла, прошла метров двести, зашла в какие-то колючие кусты, присела и, глотая слезы, пописала прямо на землю.

Натянув джинсы – они за день стали велики и едва держались на попе, – пошла дальше. Увидела небольшую мраморную беседку, обсаженную декоративными кустами. Она устала так сильно, что почти не чувствовала страха – надо было как-то устраиваться на ночь. Внутри беседки было сумрачно и тихо, по кругу шла широкая мраморная скамья, на полу лежали сухие листья и какой-то мусор.

Аня села, потом прилегла на холодную скамью. Достала из сумки курточку, укрылась, сумку положила под голову, немного повозилась на скользком мраморе. Ей казалось, она сейчас же уснет. Но под воспаленными веками чертились какие-то молнии и зигзаги, першило горло.

Где сейчас мама? Жива ли она? Что им надо было, этим страшным дядькам? И кто эта худая горбоносая женщина, что сверкала у ее постели своими бриллиантами?