— Неплохой обычай. А у нас стоит поцеловать в саду девушку — и тебя уже за здорово живешь женили. — Робин улыбнулся в темноте. — Но американские родители, наверное, понимают, что ни доска, ни одежда не удержат молодых людей от рокового шага, если им уж очень этого захочется.

— Да, такое случается нередко, — признала Макси. — В одной балладе говорится: «Одежда обжимкам не преграда — как резвой лошади ограда».

Робин рассмеялся, и Макси тоже. Его смех излучал тепло так же, как и его руки.

— Иногда свадьбу приходится играть раньше, чем предполагалось. — Макси зевнула. — Но на фермах нужны дети, и за большой грех это никто не считает.

Почувствовав себя в тепле и безопасности впервые за много месяцев, она тут же уснула. Последние звуки, которые она слышала, были посвистывание ветра, стук дождевых капель, по крыше и ровное биение сердца Робина.

Какое блаженное пробуждение! Макси обволакивало сладостное тепло, она вдыхала аромат сена, и тело спящего Робина защищало ее от утренней сырости. Одна его рука лежала у нее на груди. Ощущение было приятным — даже очень — но нельзя, чтобы он, проснувшись, решил, что теперь ему это позволено. Макси тихонько переложила руку Робина на нейтральную территорию.

Робин проснулся, лениво перекатился на спину и потянулся. Макси приподнялась на локте, с восхищением глядя на его всклокоченные золотистые кудри. Наверное, вот так он выглядел, когда был мальчиком, который хотел быть пиратом с сабельными шрамами на лице.

— Доброе утро, — с улыбкой сказала Макси. — Я замечательно выспалась. А вы?

Он улыбнулся ей, и от этой улыбки у нее закружилась голова. Как было бы замечательно, вдруг подумала она, просыпаться вот так, рядом с ним каждое утро — всю, оставшуюся жизнь.

— Я тоже, — ответил Робин хрипловатым с утра голосом.

Он по-приятельски положил руку ей на плечо. То есть сначала это был приятельский жест. Потом их взгляды встретились, и они долго с нарастающим волнением смотрели друг другу в глаза.

Медленно, словно против его воли, рука Робина стала спускаться вниз по рукаву. Макси чувствовала, как под его теплой ладонью загорается огнем ее кожа. Ее дыхание участилось, и она вспомнила песню про обжимки — про то, что если уж очень захочется, одежда не будет непреодолимой преградой.

Глаза Робина потемнели, его ладонь остановилась, и он стал большим пальцем гладить чувствительный сгиб ее руки. Макси даже задохнулась от неслыханно острых ощущений.

Робин стал спускать ладонь дальше и, наконец, остановился, обхватив ее кисть. Здесь кожа не была прикрыта одеждой, и пульс Макси бешено колотился под его пальцами.

Разорванная рубашка Робина обнажала ямку у основания его шеи. Макси вдруг захотелось лизнуть эту ямку. Ей захотелось сорвать с него остаток рубашки, чтобы можно было видеть и трогать его худощавое мускулистое тело, которое согревало ее всю ночь. Ей вдруг захотелось быть настоящей индианкой, которой позволено отдаваться мужчине без сомнений и стыда.

Однако сомнений у нее было в избытке. Эти мысли, видимо, отразились на ее лице, потому что Робин резко выдохнул и откатился в сторону.

— Ночь мы провели замечательно, — глухо проговорил он, поднимаясь на ноги. — Вот только утром трудно встать.

Макси дрожащей рукой поправила волосы.

— Может быть, нам не стоило спать рядом?

— Я никогда в жизни не делал ошибок, — возмутился Робин. — Во всяком случае, таких, которым потом не мог найти оправдания.

Макси засмеялась, и все вдруг встало на свои места.

— В следующий раз я выпрыгну из постели, как только проснусь.

— Я рад слышать, что будет следующий раз. Нам надо попрактиковаться.

Улыбнувшись, Макси поднялась с постели и стала готовиться к наступающему дню. Утро было серым и промозглым, но дождь перестал. Робин еще с вечера принес в сарай сухой растопки, и они быстро разожгли перед дверью костер.

В каменном корыте набралось достаточно чистой дождевой воды, и Макси вскипятила чай, а Робин поджарил на заостренной палочке кусочки хлеба. У них еще оставалась ветчина, которую им дала в дорогу миссис Гаррисон, и они с аппетитом отдали ей должное.

Макси стала настаивать свой чай из трав, а Робин спросил:

— Вы не возражаете, если я сегодня побреюсь в сарае? На улице что-то холодновато.

— Конечно, брейтесь.

Макси глянула на его разорванную рубашку, стараясь не замечать оголенной груди.

— Надо будет купить вам новую рубашку. Эту уже не починишь.

Робин скорчил гримасу.

— Да и достаточно я уже ее поносил.

Он достал складную бритву и мыло и встал на колени над котелком, в котором еще оставалась теплая вода.

Робин так же прилежно брился каждый день, как Макси пила свой травяной чай, но обычно он это делал где-нибудь в стороне, чтобы Макси не видела его за бритьем. Наверное, он и сегодня ушел бы куда-нибудь, догадалась Макси, если бы между ними не возникли почти семейные отношения.

— А вам не приходило в голову перестать бриться? — спросила она. — На меня мало кто обращает внимание, а вот у вас слишком яркая внешность. Борода ее изменила бы, и Симмонсу было бы трудней нас выследить.

Робин развел в ладони мыльную пену и размазал ее по щекам и подбородку.

— Борода у меня рыжая, и это еще больше бросается в глаза. Но вы правы, нам надо как-то изменить свою внешность. На нас уже нападали разбойники, теперь за нами гонится Симмонс. Пора нам разработать новую стратегию.

Макси смотрела на него поверх кружки. В зрелище бреющегося на твоих глазах мужчины есть что-то глубоко интимное. Хотя она сотни раз видела, как бреется отец, ей до сих пор не приходило в голову, как важна для облика мужчины щетина на лице.

— Что вы имеете в виду? На дилижанс у нас денег по-прежнему не хватает. Или вы собираетесь заработать их фокусами?

— Мне пришла в голову одна мысль. Правда, наше путешествие затянется, но зато нас трудно будет найти. Вы когда-нибудь имели дело с гуртовщиками?

Робин наточил бритву о ремень, сунул язык за щеку и, натянув кожу, стал сбривать рыжеватую щетину.

Эта щетина щекотала Макси шею ночью. У нее судорожно поджались пальцы на ногах, и она с трудом сглотнула.

— Это те люди, что гонят скот на убой в города?

— Правильно! Города нуждаются в мясе, а Лондон такой большой город, что в него гонят гурты со всей Англии. — Робин вытер сеном лезвие бритвы и принялся за другую щеку. — Большинство скота, который превращается в мясо в столице, поступает из Уэльса и Шотландии.

— Из Шотландии? К тому времени, когда гурт дойдет до Лондона, говядина, наверное, становится очень жесткой.